— Как всегда. После часа, наверное. Я вышел покурить ивыпустил его.

— А Петр Мартынович когда умер? Никто не говорил, врачи илимилиция?

— Говорили, конечно. Часов около трех утра.

— То есть Грег уже был спущен.

— Конечно. А какое это имеет значение?

С точки зрения Анфисы это имело очень большое значение.

Значит, так. Капли воска на руке покойного соседа, в доменикаких свечей, и свет вчера не отключали.

Собаку выпустили около часа, а убийство произошло в районетрех. Дверь оказалась открытой, и никаких следов взлома или борьбы.

Убийца был или свой в доску, да еще такой, которогонапуганный старик легко оставил ночевать, или у преступника были ключи.

Или — третий вариант, самый невероятный! — он вошел не вдверь.

Он вошел не в дверь, зато именно в дверь вышел.

— Бабушка, — сказала Анфиса, — мне нужно туда сходить. КПетру Мартыновичу. Завтра будет уже поздно, потому что могут нагрянутькакие-нибудь родственники, а мне надо все осмотреть до них.

— Дорогая моя, это ужасные глупости.

— Это не глупости. Нужно действовать по горячим следам.

— Нужно в милицию звонить! — крякнула из кухни Клавдия. — Ане таскаться по чужим домам, приключений искать!

— Юра, мы можем туда сходить? Только прямо сейчас. Незавтра?

— Конечно, почему нет? Там, правда, все заперто, но я думаю,что мы сумеем это обойти.

Если он сумеет обойти запертые двери сейчас, стремительноподумала Анфиса, почему он не мог обойти их вчера ночью? Или позавчера, когдапо дому Петра Мартыновича разгуливало привидение?

Может, сосед был подпольный миллионер Корейко, а Юра Латышев— его законный сын?!

— Юра, что за глупости?! Куда вы ее тащите?! Марфа Васильна,ну скажите вы им! Глупости какие!

— Анфиса, Клавдия Фемистоклюсовна совершенно права.

— Бабушка, — прикрикнула Анфиса, — если нам не удастсяничего выяснить, тебе придется уехать в город, поняла? Я от тебя не отстану, тыменя знаешь!

— Тогда расскажи мне, что ты придумала.

— Я пока ничего не придумала, мне надо все проверить.

— Юра, вы уверены, что это не опасно?

— Да что такое вы выдумали, Марфа Васильна?! Куда вы еепровожаете, а? Я ни за что не пущу, на пороге лягу и не пущу, пусть силой меняоттаскивают, пусть мне хуже будет…

— Клавдия Фемистоклюсовна, успокойтесь. Что еще за симфонии,право слово!..

— Да потому что ребенка хотите угробить, вот и симфонии!

— Клавдия Фемистоклюсовна, не волнуйтесь, — вмешался Юра, —сегодня там не опасней, чем у вас на участке. Я говорю совершенно точно.

Он понятия не имел, что именно Анфиса Коржикова собираетсятам проверять, но пойти с ней в пустой дом «с убийством» означало некоеромантическое приключение, а ему вдруг очень захотелось… приключения.

У него не было никаких приключений — романтических и неромантических! — уже много лет, а Анфиса словно создана специально для них.Кроме того, она ему очень нравилась.

Он понял, что она ему нравится, уже давно, но сегодня, когдаона сидела в машине, а он стоял, наклонившись к окну, и ее руки в перчаткахбыли очень близко, можно потрогать, а на лице — отчаяние, Анфиса вдругпоказалась ему… своей. Такой своей, что он чуть было не погладил ее по голове.

Какие немыслимые глупости.

Как назывался фильм, который он смотрел однажды вечером,лежа на диване в «домике охранника» и потягивая скверное пиво?

«Сестра его дворецкого», кажется?

Этот фильм называется «Внучка его хозяйки», и лучше егоникогда не смотреть.

Никакое пиво не поможет.

Но именно потому, что делать этого не следует, он точнознал, что непременно это сделает. Пойдет с ней в засаду, и станет слушать еелогические рассуждения, и рассеивать ее страхи, и вместе с ней «расследоватьубийство», выслеживать «кошмарного преступника», как выразилась бы КлавдияФемистоклюсовна.

Он не очень хорошо пока понимал, что именно она придумала ипри чем тут собака Грег — а должен был бы понимать — но дух и желаниеприключения были главнее всех доводов рассудка.

Бывший мент Юра Латышев никогда не верил в то, что «чудесасуществуют на свете». В «волшебство лунной ночи за окнами» ему тоже верилось неособенно, как-то никогда у него не складывалось ни с каким таким волшебством.Всегда все было наоборот — прозаично, и просто, очень приземленно.

Скорее он верил в «обратное» волшебство, не имеющее ничегообщего с «прямым». В этом «обратном» все было ясно и просто — когда емунравилась мадемуазель, он предпринимал все, что следует в таких случаях.Букетик, кафешка, кино. Ну еще раз букетик, кино, кафешка. После этого всестановилось ясно — будет «продолжение» или не будет.

«Продолжение» всегда состояло в одном и том же: чужой диван,чужое белье, запах, тоже чужой. Некие совместные усилия, чтобы отведенное на«утехи» время не пропало даром. Чаще всего оно все-таки пропадало, поэтому исвязи все были, как будто одна-единственная связь — серость морока, секское-как, не шатко-не валко, и ни какого волшебства.

Ни прямого. Ни обратного.

— Все-таки я предпочла бы, чтобы ты мне сказала, что именноты собираешься там, искать, — сухо отчеканила Марфа Васильевна. — В концеконцов, на самом деле мы ничего не знаем про нашего соседа, и что бы ты там нинашла, это не может служить уликой. Если, конечно, — и тут она посмотрела наЮру и Анфису очень строго, — никто из вас тайно не навещал его или не былсвидетелем преступления.

Они поклялись, что не были, и Анфиса помчалась в своюкомнату переодеваться, а Юра вышел на крыльцо, спиной чувствуя взгляддомработницы. Надо будет потом проверить, не образовалась ли в свитере дыра.Вполне могла образоваться.

Он постоял, глядя в стремительно темнеющее небо, на которомпо-весеннему четко проступали черные ветви деревьев. Дверь позади негоскрипнула, и на пороге показался Архип. Он вышел, огляделся, подергал боком —только кошки умеют так дергать боком, что становится совершенно ясно: ожиданияне оправдались, и картина, открывшаяся взору, вовсе не та, которая должна былаоткрыться, — неслышно прошел вперед и стал рядом с Юрой.

— Ну что? — спросил Юра негромко. — Прогуляешься?

Архип еще подергал боком и сказал, что подумает, пожалуй.

— Думай быстрей. Если не хочешь прогуливаться вместе Грегом.