Мы пялимся друг на друга, и если у меня шок на грани истерики, то у него злость и раздражение. Опять.

– Как ты добрался?

– На такси. Чуть не опоздал. Я, вообще-то, рассчитывал, если в друг с такси возникнут проблемы, Келли нас отвезёт.

И смотрит в упор. Он в негодовании, я в ужасе.

– Извини, – говорю.

Он ничего не отвечает и отворачивается.

Fingerprints – Ane Brun

After The Great Storm – Ane Brun

Ну нельзя заставить человека любить.

У нас не ладится. Моё либидо даже не на нуле, оно в минусовой степени. Он пытается много раз, но ничего не выходит – я не возбуждаюсь, а без этого он не хочет. И дело даже не в том, что происходило в Калифорнии, вернее, не только в этом – мне физически плохо, и недомогания прогрессируют.

Меня постоянно мутит, головокружения, слабость и туман в мозгах. Где-то на его задворках я понимаю, что всем этим отталкиваю Лео, но сделать ничего не могу. Я знаю, что это печень. Мне нельзя так резко худеть, даже диету менять сейчас предписано с особенной осторожностью. Сильнее всего гнетёт необходимость рассказать обо всём Лео – теперь этот вопрос встал ребром. И я вдруг прихожу к мысли, что лучше бы он выбрал тогда её, остался и не увидел всего этого, не узнал. Так было бы менее шокирующе для него, более гуманно с моей стороны. Если нам что-то не положено, то это ведь не просто так: там, наверху, знают, что делают. Просто они не рассчитали, что в Лео чувство долга и справедливости может всё перевесить. Он хочет быть там, с ней, и физически, и сердцем, и мозгами, но остаётся со мной. Непонятный выбор. Я не ожидала, они там, наверху, тем более, поэтому сценарий моей жизни идёт по их плану, независимо от сумасшедших поступков моего мужа. Да, он всё ещё муж.

Наконец, они посылают ему ещё одну возможность «соскочить», и все мои мысли о том, что лучше бы он тогда остался с ней, оказываются дешёвкой. Красивыми словами. А на практике…

В начале августа Карла ломает ногу. Это целая трагедия – Марлис звонит в слезах и спрашивает, не сможем ли мы приехать поддержать её или хотя бы только Лео. Оказывается, у Карлы генетическое заболевание, нарушение в обмене веществ, главным следствием которого является хрупкость костей. Перелом ноги для Карлы был лишь вопросом времени, точкой в её карьере, которая была неизбежна с самого начала, но никто не знал, когда она произойдёт. Вот, почему она так истерила, растянув всего лишь несколько связок: травма для неё – конец всего.

– Я поеду, – сухо объявляет мне Лео.

– Зачем?

– Поддержать.

– В чём?

Он раздражён, это видно, но пытается держать себя в руках.

– Когда-то я был там же, где она сейчас. И в одиночку там быть, поверь, не очень.

– Почему же в одиночку? Там полно народу. Мне начать перечислять, или ты сам всех вспомнишь?

Его аж передёргивает.

– Как бы там ни было, я волен сам принимать подобные решения.

– Нет, не волен. Ты теперь не один, у тебя есть жена – сам настоял.

– Ах, я настоял?

– Именно, ты настоял. И теперь ты мне нужен здесь.

– Ей плохо!

– Мне тоже!

Да моя чёртова жизнь поставлена на таймер! Может два года, а может два месяца, кто знает, сколько ещё я протяну?

– Прости, но я сомневаюсь в том, что это…

Он не договаривает «правда», потому что видит, как перекосилось моё лицо. Вот уже несколько дней, как мне действительно лучше – не тошнит, голова яснее, и даже аппетит прорезался. Но ему-то об этом откуда знать? Когда было плохо, я не жаловалась. Если бы он хоть немного был внимателен ко мне, он бы увидел! Увидел, какой тощей и бледной стала, что не сплю по ночам, что тошнит меня и утром, и днём, и вечером! Как? Как можно не замечать, что человек всё время лежит? Можно, если беспробудно плевать.

Это и то, что он сказал, очень больно ранит и злит меня. Я чувствую, как жар приливает к моим щекам.

– Да, это очень удобно иметь живую куклу, мой господин! – кланяюсь ему, выставив руку. – Нужна компания: Лея сутками будет вертеться рядом – ей же больше нечем заняться, дурёхе. Захотел развлечься – Лея развлечёт, потрахаться – тоже пожалуйста. В какой позе удобно, в такой Лея и вывернется. А как только здоровье поправилось – бывшая любовь вспомнилась. Лея больше не нужна!

У него расширяются глаза. Конечно, он не ожидал, что я могу вот так с ним разговаривать. Я же раньше изо всех сил старалась быть нормальной и скрывать наследие маржинальной жизни. У Лео в прямом смысле дар речи пропадает на добрых несколько секунд. Как только ему удаётся отмереть, он разворачивается к выходу.

А я на грани. Меня уже не остановить, у моего скорого поезда сорвало тормоза, и он мчит до конечной без остановок, чтобы вылететь с рельс без шанса на спасение.

– Она аборт от тебя сделала!

Он останавливается, но не поворачивается, так и стоит ко мне спиной.

– Всем об этом в парилке рассказала и дала понять, что не ей рожать детей от неудачников! Ну чего встал? Давай, беги, утешай!

И он внимает моему предложению – выходит из дома, хлопнув дверью.

В эту секунду я на все сто процентов уверена, что всему конец. Вряд ли у всей этой сцены могут быть иные последствия.

Ещё два часа после этого я хожу взад-вперёд, снова и снова повторяя про себя слова, которые каждый из нас произнёс, и всякий раз прихожу к выводу: я права! Так его, так! Пусть знает, кто он на самом деле, и как поступает. А ещё вот это вот нужно было ему сказать и вот это вот, и по итогу, если бы у Лео был шанс выслушать всё, что у меня накипело ему выговорить, ему пришлось бы слушать, не отрываясь, трое суток, не меньше.

Всю следующую ночь, и день, и ещё ночь, и день я продолжаю вести с ним всё ту же бесконечную дискуссию. Меня так лихорадит, что приходится взять отпуск за свой счёт – я не могу сосредоточиться даже на той рутинной бухгалтерской работе, где соображать вовсе не нужно. Я пребываю в зацикленной невменяемости. И только на третий день, меня отпускает достаточно, чтобы спокойно всё рассмотреть со всех сторон, поставить себя на его место и увидеть его мотивы трезвыми, а не взбешёнными от ревности глазами.

В этот же день я смотрю на себя в зеркало ванной и впервые за четверо суток до моего сознания добирается увиденное. Я выгляжу чудовищно. У меня вокруг глаз даже не тени, а синяки, серо-зелёные щёки втянулись, как у ведьмы. Натуральная ведьма.

Я ничего не ела. В угаре ни разу не вспомнила, что нужно питаться. Да, меня тошнило, но только в день ссоры, а потом никакой тошноты уже не было. Как я могла забыть про еду?

Мои мозги становятся, наконец, на место, и я начинаю себя уговаривать: всё в порядке. Ничего такого прям страшного не произошло: все пары ругаются, очень многие приходят в новые отношения с грузом и весом старых, это неизменно приводит к непониманию и стычкам. Да, я наговорила ему лишнего, но это наша самая первая ссора, и конечно, он не станет сразу же разводиться, он даст мне… нам шанс.