* * *

Тот, кто утверждает, будто

природа равнодушна к горестям и заботам людей, не знает нилюдей, ни природы. Мимолетная неприятность или легкая мигрень мгновенноизменяют ход небесных светил, нарушают неизменную очередность приливов иотливов, задерживают рождение месяца, ну, и, конечно, влияют на движениевоздушных потоков, приводя их в полнейший беспорядок, так что если не хватилоодного-единственного медного грошика для уплаты по слегка уже просроченномувекселю, как сразу же налетает ветер, небо вдруг точно бельма затягивают — этоприрода сочувствует огорченному должнику. Скептики, избравшие себе профессию вовсем сомневаться, если даже нет доказательств ни в пользу, ни против того илииного явления, скажут нам, пожалуй, что выдвинутая гипотеза безосновательна,ибо одна заблудившаяся ласточка весны, как известно, не делает, а просто она нетуда залетела, ошиблась адресом, и сами того не понимают, что никак иначе необъяснить эту вот непогоду, длящуюся много месяцев кряду — месяцев, а можетстаться, и лет, о чем мы судить не можем, ибо нас здесь давно не было — все этибесконечные оползни и паводки, наводнения и прочие стихийные пакости, идовольно уже было говорено о здешнем народе, чтобы именно в его горестях имытарствах искать причину всех этих бед — припомним хоть покусанных бешенойлисой жителей Алентежо, эпидемию оспы, вспыхнувшую в Лебусане и Фателе,тифоидную горячку в Вальбоме — которые не ограничиваются тем, что принимаютобличье болезней: возьмите эти вот две сотни человек, живущих без света втрехэтажном доме в квартале Мирагайя в городе Порто, возьмите их, спящихвповалку, просыпающихся под крики, становящихся в очередь, чтобы опорожнитьночные сосуды, ну, а прочее пусть дополнит воображение, на что-то же дано оно вам?И вот теперь, во всеоружии неопровержимых доказательств, представленных вам сиюминуту, добавим, что именно тогда, когда ветер вырывал с корнем деревья, сносилкрыши с домов и валил телеграфные столбы, Рикардо Рейс со смятенной душой шел вполицию, придерживая шляпу, чтобы ураган не унес, и молился, чтобы не полило стакой же силой, как задувает. А задувает с юга, то есть если идти поРозмариновой улице вверх — в спину, и, значит, это еще полбеды. О маршруте мы свами уже имеем исчерпывающее представление: у церкви Преображения Господнегосвернуть, пройти шестьдесят шагов до следующего угла, ах, не надо, не надообманывать себя и других, ибо ветер никуда не делся и дует теперь в лицо — онли не дает шагу ступить или ноги не идут? но как бы то ни было, указанный часесть указанный час, а этот человек — воплощенная пунктуальность, еще десятинет, а он уже входит в заветную дверь, показывает бумажку, которой его сюдавызвали — с получением сего вам надлежит — вот он и явился со шляпой в руке ина секунду испытывает дурацкое облегчение оттого, что ветра нет, ему велятподняться на второй этаж, вот он и пошел по лестнице, неся повестку передсобой, как свечу, без которой невдомек бы ему было, в какую сторону идти, куданогу поставить, в этой повестке — его судьба, и предугадать ее невозможно, он —как тот неграмотный бедолага, посланный к палачу с письмом, где сказано:Отрубить голову подателю сего, вот он и идет, быть может, даже напевая, ибоутро ясное и погожее, природа ведь тоже читать не умеет — вот когда слетит подтопором голова с плеч, посыпятся звезды с неба, да поздно будет. Пока что сидитРикардо Рейс в коридоре на длинной скамейке, ибо сказано ему было: Присядьте,подождите, и чувствует себя совсем беззащитным, ибо повестка у него былаотобрана, а рядом с ним еще другие люди — до чего ж славно было бы, если делобы происходило на приеме у врача, и пациенты рассказывали бы друг другу о своихнедугах: у этого — с легкими нелады, у того — печень пошаливает, у третьегопочки не в порядке, а что у этих вот болит, неизвестно, потому что они молчат,а разверзли бы уста, сказали бы, скорей всего: Знаете, вдруг все прошло, какрукой сняло, можно, я домой пойду? — истинно говорю вам: нет от зубной болисредства лучше, чем порог зубоврачебного кабинета. Минуло полчаса, но РикардоРейса не вызывали, открывались и закрывались двери кабинетов, слышалисьтелефонные звонки, двое каких-то остановились неподалеку, и один из них громкорассмеялся: Да уж, знал бы он, что его ждет — и оба исчезли за углом. Они обомне говорят, подумал Рикардо Рейс, и у него засосало под ложечкой, теперь, покрайней мере, будет что ответить на вопрос: На что жалуетесь? Он потянулся былок жилетному карману, чтобы достать часы и узнать, сколько же времени он тутсидит, но на полдороге остановился: ему не хотелось обнаруживать признакинетерпения. Наконец его выкликнули, то есть не выкликнули, а просто изприоткрывшейся двери высунулась и кивнула ему голова, и Рикардо Рейсвстрепенулся, привскочил, заторопился, но потом, безотчетно оберегая чувствособственного достоинства — а может ли оно, спросим, быть безотчетным? — умерилшаг, используя медлительность как единственный и тайный способ выразитьнесогласие. Следом за своим провожатым, распространявшим нестерпимый запахлука, он шествовал вдоль длинного коридора, по обе стороны которогорасполагались кабинеты за закрытыми дверями, и вот одну из них, расположенную всамом конце коридора, провожатый, негромко постучавшись, приоткрыл, приказал:Входите, и сам тоже вошел, и человек за письменным столом ему бросил: Побудьздесь, можешь понадобиться, а Рикардо Рейсу, показывая на стул: Садитесь, и селРикардо Рейс, испытывая теперь сильное раздражение, беспомощное недовольство, иподумал: Это он специально, чтобы меня запугать. Человек за письменным столомвзял в руки повестку и стал вчитываться в нее так, словно никогда в жизни невидал ничего подобного, потом осторожно положил ее на столешницу, затянутуюзеленым клякс-папиром, окинул напоследок взглядом, как бы окончательноудостоверяясь, что ничего не напутано, все точно, верно и правильно, и сказал:Паспорт, будьте добры, и два последних слова таинственным образом умерилибеспокойство Рикардо Рейса, не зря, видно, говорится, что вежливым обхождениемвсего на свете добьешься. Вытаскивая из бумажника паспорт и протягивая его, длячего пришлось чуть привстать со стула, он выронил в результате этих эволюциишляпу и от допущенной неловкости вновь занервничал. Человек за столомвнимательно изучил все графы и пункты, сравнил фотографию с оригиналом,сидевшим напротив, что-то записал, потом так же бережно, как повестку, положилкнижечку рядом с ней. Маньяк, подумал Рикардо Рейс, но вслух произнес то, о чемего спрашивали: Совершенно верно, я — врач, два месяца назад приехал изРио-де-Жанейро. И с тех пор проживаете в отеле «Браганса»? Да. На каком кораблеприбыли к нам? На «Хайленд Бригэйд», британской судовой компании, я сошел наберег двадцать девятого декабря. Один или вас кто-нибудь сопровождал? Один. Выженаты? Нет, не женат, но мне бы желательно было узнать, в чем, собственноговоря, дело, по какому поводу меня вызвали сюда, я никогда не думал, что. Какдолго вы прожили в Бразилии? Я уехал туда в девятнадцатом году и все же я хочузнать причину, по которой. Давайте так: я буду задавать вопросы, вы — отвечать,и тогда все у нас будет хорошо. Хорошо. Ну, а коли речь у нас с вами зашла опричинах и поводах, не скажете ли, чем объяснялся ваш отъезд? Я эмигрировал,вот и все. Врачи в большинстве своем не эмигрируют. А я вот эмигрировал. Апочему — у вас, что, пациентов здесь не было? Почему же, были, но мне хотелосьпознакомиться с Бразилией, поработать там, только потому я и уехал. Уехали, атеперь, стало быть, вернулись? Вернулся. А почему? Португальские эмигрантыиногда возвращаются на родину. Из Бразилии — почти никогда. А я вот вернулся.Дела не пошли? Напротив, у меня даже была своя клиника. И все же вернулись? Каквидите. А чем намерены заняться здесь, если практиковать не собираетесь? С чеговы взяли, что я не собираюсь практиковать? Да уж знаю. Сейчас я на время отошелот медицины, но подумываю, не открыть ли здесь кабинет, не пустить ли корни,ведь это моя родина. Иными словами, вас по прошествии шестнадцати лет внезапнообуяла ностальгия? Именно так, но я решительно не понимаю, к чему этот допрос?Это не допрос: вы же сами видите, что ваши слова не заносятся в протокол ивообще никак не фиксируются. Тогда я тем более не понимаю. Да нет, простозанятно было познакомиться с вами — португальский врач, уехал в Бразилию,далеко не бедствовал, а через шестнадцать лет возвращается в отечество, двамесяца живет в гостинице, не работает. Я ведь вам сказал, что собираюсь начатьпрактику. Где? Еще не знаю, где будет кабинет, надо как следует выбрать место,такие вопросы с маху не решаются. Ну, хорошо, теперь о другом, скажите-ка, увас обширный круг знакомств в Рио-де-Жанейро и в других бразильских городах?Нет, я мало ездил по стране, все мои друзья — в столице. И кто же ваши друзья?Ваши вопросы затрагивают мою частную жизнь, и я не считаю обязанным отвечать наних иначе, как в присутствии моего адвоката. У вас что — есть адвокат? Нет, ноя могу пригласить. Адвокатам сюда ходу нет, а, кроме того, вас ни в чем необвиняют, мы просто беседуем. Пусть так, но, видите ли, не я определяюнаправление этой беседы, а вопросы, которые вы мне задаете, выходят далеко заее рамки. Ну, хорошо, ближе к делу: так кто же входил в число этих вашихдрузей? Я не стану отвечать. Сеньор доктор Рикардо Рейс, на вашем месте я нестал бы упрямиться, так, поверьте, будет гораздо лучше для вас, зачем безвсякой на то необходимости осложнять дело? Португальцы, бразильцы, поначалу ониприбегали к моей профессиональной помощи, впоследствии у нас завязывались иныеотношения, завязывались и продолжались, у меня возникали связи в обществе, ноне буду же я, в самом деле, перечислять людей, которые совершенно вамнеизвестны. Вы ошибаетесь — нам известны очень многие. Я никого называть небуду. Что ж, прекрасно, если понадобится, мы все равно их узнаем иным способом.Это ваше дело. Скажите, не было ли среди них военных или кого-либо изполитических деятелей? Нет, ни с теми, ни с другими я знакомства не водил. Ниодного военного, ни одного политика? Я не могу поручиться, что их не было средимоих пациентов. Но с ними вы не подружились? Да вот, как ни странно, нет. Ни скем, ни с кем? Представьте себе, так уж совпало. Удивительное совпадение. Жизньвообще богата на совпадения. В период последних по времени беспорядков вы былив Рио-де-Жанейро? Да. А вам не кажется странным, что Бразилию вы покинули сразуже после того, как там произошла попытка переворота — это что, тожеудивительное совпадение? Не более удивительное, чем то, что отель, в котором яостановился, полон испанцами, ринувшимися сюда после выборов у себя в стране.А, вы хотите сказать, что бежали из Бразилии? Я этого не говорил. Однако выпровели параллель между испанцами, приехавшими к нам, и собой? Лишь для того,чтобы показать — не бывает следствия без причины. И вследствие какой же причинымы имеем удовольствие видеть вас у себя? Я ведь вам уже сказал — стосковался породине и решил вернуться. Иными словами, к возвращению вас подтолкнул не страх?Страх чего? Ну, к примеру, вы не опасались, что тамошние власти вас, таксказать, побеспокоят? Ни до, ни после восстания власти мною не интересовались.Есть вещи, которые сразу не делаются — мы ведь тоже пригласили вас лишь попрошествии двух месяцев. И мне еще предстоит узнать, зачем. А вот скажите лучше— если бы восстание завершилось победой, вы бы остались в Бразилии иливернулись сюда? Еще раз повторяю, причина моего возвращения не имеет нималейшего касательства ни к политике, ни к революциям, тем паче, что это былане первая и не единственная революция за время, проведенное мною в Бразилии.Ответ хорош, замечу только, что революция революции рознь и цели у них невсегда совпадают. Я — врач, я ничего не знаю и знать не хочу о революциях, иинтересуют меня только больные. Не очень-то они вас интересуют. Это — временноеявление. А скажите, в пору вашего житья в Бразилии у вас не возникало никаких,ну, скажем, проблем с власть предержащими? Нет, я — мирный человек изаконопослушный гражданин. Ну, а здесь, возобновили ли вы прежние своизнакомства? Шестнадцать лет — достаточный срок для того, чтобы все забыть ивсеми быть забытым. Вы не ответили на мой вопрос. Отвечаю: я всех забыл, менявсе забыли, друзей у меня здесь нет. Вы никогда не собирались получитьбразильское гражданство? Нет, никогда. Как, на ваш взгляд, сильно ли измениласьПортугалия с того времени, как вы покинули страну? Право, не знаю, я нигде, кромеЛиссабона, пока не был. Ну, а Лиссабон? Разумеется, произошли перемены —немудрено, за шестнадцать-то лет. На улицах — спокойствие и порядок. Да, язаметил. Правительство Национальной Диктатуры заставило страну работать. Несомневаюсь. Правительство, движимое патриотизмом, стремлением ко всеобщемублагу, все делает для народа. Народ остается только поздравить. Стало быть, ивас — тоже, ведь и вы — португалец? Что ж, от причитающейся мне доли всеобщегоблага я отказываться не стану: я вот заметил, что бедным раздают бесплатныйсуп. Но вы-то — не бедный. Когда-нибудь, глядишь, и обеднею. Смотрите,накличете. В этом случае вернусь в Бразилию. Однако нам не грозят революции —последняя случилась два года назад и обернулась очень скверно для тех, кто еезатевал. Я не знаю, о чем вы говорите, и с этой минуты мне больше нечего вамответить. Это нестрашно, я уже задал вам все вопросы. Я могу идти? Можете, вотваш паспорт, Виктор, проводи сеньора доктора к выходу. Пожалуйте за мной,ударил в нос луковый смрад. Как же это так, подумал Рикардо Рейс, так рано —что же, он его на завтрак, что ли, ест? В коридоре Виктор сказал: Я заметил,вы, сеньор доктор, сильно его рассердили, нехорошо это, неосторожно. Чем же этоя его рассердил? Отвечать на вопросы не хотели, разговор не поддерживали, зрявы это, он, хоть и помощник, а начальство к его мнению очень дажеприслушивается. Я так и не понял, зачем все-таки меня вызывали. И не надо вамничего понимать, скажите спасибо, что так дешево отделались. Да уж, надеюсь,что отделался — и навсегда. Вот этого никто гарантировать не может, сюда, сюда,ну, вот и пришли, Антунес, выпусти, будьте здоровы, сеньор доктор, если чтопонадобится — сразу ко мне, спросите Виктора, и протянул руку, до которойРикардо Рейс дотронулся кончиками пальцев, почувствовав, что сам пропитываетсязапахом лука, и испытал приступ дурноты. Вам бы, конечно, хотелось, чтобы менявывернуло прямо здесь, а вот и нет, и ветер, ударив в лицо, встряхнул его,развеял тошнотное луковое облако, и он оказался, сам не понимая как, на улице,и дверь за ним закрылась. Не успел он дойти до церкви Преображения, как с небессо всей силы обрушился на него поток воды — в газетах завтра скажут что-нибудьнасчет обильных ливневых дождей, что есть вопиющий плеоназм, ибо если «ливневые»,так уж наверняка «обильные» — так вот, повторяем, обрушился на него поток воды,и прохожие попрятались под крыши и навесы, отряхиваясь наподобие промокшихпсов: уподобление их бешеным котам было бы вдвойне неуместным, ибо коты, дажене страдающие водобоязнью, воды терпеть не могут, и только один человекпродолжал шагать вниз по переулку мимо Театра Людовика Святого, вероятно, унего была назначена встреча, и он опаздывал, и, вероятно, душа его пребывала втаком же смятении, как совсем недавно — у Рикардо Рейса, потому и хлестали еготолстые струи, хотя природа, согласитесь, могла бы выразить свое сочувствие ииными способами — наслать, к примеру, землетрясение, которое погребло бы подразвалинами и Виктора, и следователя до тех пор, пока не выветрился быокончательно запах лука, пока не истлели бы оба, оставив по себе одни толькочистые косточки, если, конечно, тела подобных личностей способны дойти дотакого состояния.