Рикардо Рейс спустился в ресторан, не дождавшись боя часов,и не потому, что нежданно разыгрался аппетит, а просто вдруг пробудилосьлюбопытство — захотелось узнать, появились ли новые испанские беженцы, приехалили Марсенда с отцом: он подумал о Марсенде и даже тихо произнес ее имя, а потомвнимательно стал всматриваться в себя, словно ученик химика, который смешалкислоту с основанием в пробирке и встряхивает ее, но ничего особенного неувидел, как всегда бывает, если на помощь не приходит воображение: получившаясясоль — результат ожидаемый, сколько тысячелетий мы только тем и занимаемся, чтосмешиваем чувства, кислоты и основания, мужчин и женщин. Он вспоминает своеотроческое волнение в ту минуту, когда взглянул на нее впервые, и сейчасобъясняет его тем, что проникся состраданием к ее недугу, к этой плетью висящейруке, к бледному печальному лицу, а потом был этот долгий разговор передзеркалом, исполнявшим роль древа познания. И неудивительно, что когдаспускается он по лестнице на первый этаж, ноги его дрожат, но это потому лишь,что он не вполне еще оправился от обычных последствий гриппа, и мы распишемся вполном невежестве и незнакомстве с вопросом, если решим, что виновны вподгибающихся коленях мысли, особенно те, что были сплетены здесь в такуювитиеватую гирлянду: спускаться по лестнице и одновременно думать — оченьтрудно, в чем каждый может убедиться самолично, осторожно на четвертойступеньке.

Сальвадор, пребывая на боевом посту, за стойкой, говорил потелефону и что-то записывал карандашиком: Слушаю, сеньор, будет сделано, и припоявлении Рикардо Рейса механически растянул губы в холодной улыбке, которойхотел всего лишь придать оттенок некой рассеянности, и в застывшем взгляде былтот же холод, что и в глазах Пименты, позабывшего, видно, о щедрых чаевых,получаемых по большей части ни за что: С выздоровлением вас, сеньор доктор,однако глаза говорили совсем другое: Вот нутром чую, чего-то тут в твоей жизнинечисто, и ничего другого не выразят эти глаза, покуда Рикардо Рейс не сходит вполицию и не вернется оттуда, если, конечно, вернется. Подозрительность витаети в атмосфере гостиной, против обыкновения, гудящей, словно отель на Гран-Виа,испанским говором, который лишь изредка, в паузах, перемежается португальскойречью — да, робко звучит язык маленькой нашей страны даже у себя дома, робки иносители его, время от времени срывающиеся на фальцет в рассуждениипродемонстрировать истинное или предполагаемое владение всеми этими Usted,Entonces, Muchas gracias, Pero[30], ибо никто не вправе счесть себя истиннымпортугальцем, если не говорит на чужом языке лучше, чем на родном. Марсендынет, зато есть доктор Сампайо, ведущий беседу с двумя испанцами, которыеобъясняют ему политическую ситуацию в своей стране параллельно с тем, какихтрудов им стоило покинуть отечество целыми, Gracias a Dios[31], и невредимыми.Рикардо Рейс, спросив разрешения, присел на другом конце длинного дивана,подальше от нотариуса, поскольку вовсе не собирался встревать влузо-кастильский диалог: ему всего лишь хотелось бы знать, приехала ли Марсендаили осталась в Коимбре. Доктор Сампайо, ничем не показав, что заметил егопоявление, продолжал со значительным видом кивать в ответ на речи дона Алонсо,удваивая внимание, когда упущенные подробности восполнял с лихвой дон Лоренсе,и не отвел глаз от собеседников даже в тот миг, когда с Рикардо Рейсом, невполне еще оправившимся от своего гриппа, сделался приступ жестокого кашля,после которого он еще долго переводил дух и вытирал заслезившиеся глаза. Потомразвернул Рикардо Рейс газету, принял к сведению сообщение о том, что вяпонской армии набирает силу движение офицеров, требующих объявить Россиивойну, он с утра уже знал об этой новости, но оценил ее только сейчас, снапряженным вниманием вчитываясь в газетные строчки, взвешивая и размышляя, ана самом депо — тяня время: спустится Марсенда или нет, приехала она или нет,ну, доктор Сампайо, будешь ты со мной разговаривать или нет, мне-то наплеватьна твои разговоры, просто интересно, появится ли у тебя такой же застывшийвзгляд, как у Пименты, ну, а в том, что Сальвадор тебе уже сообщил о повестке,я не сомневаюсь.

Восемь пробило на часах, ударил бесполезный гонг, кое-кто изпостояльцев поднялся и вышел, разговор стал увядать, испанцы, сидевшие нога наногу, встрепенулись было, выказывая некоторое нетерпение, но были задержаныдоктором Сампайо, который заверил их, что в Португалии в мире и спокойствии онисмогут жить, сколько захотят, Португалия — это оазис, здесь чернь не делаетполитику, и именно поэтому здесь, у нас, что на улицах, что в головах, царятгармония и порядок. Но испанцы, уже неоднократно слышавшие подобные «в добрыйчас» и «добро пожаловать» из других уст, придерживались, очевидно, того мнения,что соловья баснями не кормят, а брюхо, как злодей, старого добра не помнит, апотому наскоро простились, сослались на то, что надо зайти за семьей в номер, иудалились. Вот тогда доктор Сампайо обратил наконец внимание на Рикардо Рейса ивоскликнул: А! и вы здесь, я и не заметил, как вы вошли, но Рикардо Рейс знает,что заметил, просто глядел на него в точности, как Пимента или Сальвадор, также подозрительно и недоверчиво, никакой, в сущности, разницы между управляющим,коридорным и нотариусом. А я просто не хотел прерывать вашу беседу, какдоехали, как здоровье вашей дочери? Все по-прежнему, не хуже, но и без улучшений,о, это наш с Марсендой крест. Ваше упорство когда-нибудь будет вознаграждено,эффект лечения проявляется не сразу, после чего наступила в паузе, причем еслив молчании доктора Сампайо сквозила определенная досада, то в безмолвии доктораРейса таилась некоторая ирония, но все же именно он проявил добрую волю,подкинув в гаснущий костер беседы новую ветку: Знаете, я прочел книгу, которуювы мне рекомендовали. Какую книгу? «Заговор», разве вы не помните? Ах, эту,да-да-да, но вам, вероятно, она не пришлась по вкусу? Напротив, я в восхищении— как убедительно преподнесена национальная доктрина, превосходный, сочныйязык, напряженный конфликт, ювелирная тонкость психологического анализа, а этаблагородная женская душа, поверьте, после чтения меня будто живой водойспрыснули, я уверен, что для многих португальцев — это как второе крещение, какновый Иордан, — и тут Рикардо Рейс остановил поток славословий, придав лицупросветленное выражение, окончательно сбившее с толку доктора Сампайо, которыйне знал, как увязать эти похвалы с вызовом в известное ведомство, о чемдоверительно успел шепнуть ему Сальвадор. А что я говорил, сказал он,поддавшись было первоначальному чувству симпатии, но, поскольку подозрениеоказалось сильней, тут же отыграл назад, решил быть сдержанным, мосты ненаводить, по крайней мере, до тех пор, пока дело не прояснится: Пойду узнаю,готова ли дочь, — и поспешно покинул гостиную. Рикардо Рейс с улыбкой взялся загазету, решив, что войдет в ресторан последним. Вскоре он услышал голоса — Марсенды:Мы будем ужинать с доктором Рейсом? и нотариуса: Нет, об этом речи не было, апродолжение разговора, если разговор имел продолжение, происходило застеклянными дверьми и было, надо думать, примерно таким: Тем более, самавидишь, его здесь нет, а, кроме того, я кое-что о нем узнал, так что будет неочень удобно показываться с ним на людях. Что же такое ты узнал? Вообрази, еговызывают в полицию защиты государства, и, откровенно говоря, меня это неудивляет, он всегда казался мне человеком с двойным дном. В полицию? Это неполиция, а служба безопасности. Но он же врач, приехал из Бразилии. Кто можетзнать наверное, врач он или не врач, приехал или бежал. Ну, папа. Ты ещеребенок, Марсенда, ты жизни не знаешь, пойдем-ка вон за тот стол, эта пара — испанцы,производят приятное впечатление. Мне не хочется сидеть с посторонними. Ты жевидишь, все столики заняты, нам придется либо присесть туда, где есть свободныеместа, либо ждать, а первый вариант предпочтительней, ибо мне интересно, чтоделается в Испании. Хорошо, папа. Рикардо Рейс, переменив первоначальноенамерение, поднялся к себе, попросив, чтобы ужин подали в номер: Я еще несовсем оправился после болезни, сказал он, и Сальвадор, не очень-то в этоповерив, кивнул в ответ. В ту же ночь сочинил он такие стихи: Словно камни — накрай цветника, нас судьба расставляет, потом видно будет, можно ли из такоймалости создать оду, если мы по-прежнему будем называть этим именем поэтическуюкомпозицию, которую никто не сможет спеть — да и на какой мотив? — как распевалиих в свое время древние греки, всякую песню называвшие одой. Полчаса спустя ондописал: Что ж, исполним все то, что нам предназначено, не дано нам иного, и,пробормотав: Сколько раз я уже выражал нечто подобное иными словами, отодвинулот себя листок. Он сидел на диване, лицом к двери, и тишина физически ощутимодавила ему на плечи. Потом он услышал в коридоре мягко скользящие шаги,подумал: Лидия? так рано? — но это была не Лидия, краешек сложенного вдвоелистка показался из-под двери, медленно пополз дальше, а потом его резкоподтолкнули вперед. Рикардо Рейс не отворил, понял, что этого делать неследует. Он знал, кто приходил к его двери, кто написал эту записку — знал такопределенно, что даже не спешил вставать с дивана, продолжая издали разглядыватьполураскрывшийся листок. Плохо свернули, подумал он, небрежно перегнулипополам, и писали второпях, нервным, острым почерком, впервые вижу такиекаракули, как же это она писала — придавила, наверно, чем-нибудь тяжелымверхнюю часть листка, чтоб не ерзал, или использовала в виде пресс-папье левую,столь же неподвижную, руку или пружинный зажим в виде дамской ручки, какими вконторах скрепляют документы: Мне очень жаль, что я вас не увидела, но, можетбыть, это и к лучшему, отец хотел непременно сидеть с испанцами, потому чтосразу же по приезде нам сказали о том, что вас вызывают в полицию, и онстарался, чтобы нас не видели вместе, но мне бы хотелось с вами поговорить, иникогда не забуду вашей помощи, завтра от трех до половины четвертого я буду наАлто-де-Санта-Катарина и, если захотите, мы смогли бы увидеться. Так-с,недурно: барышня из Коимбры торопливо нацарапанной записочкой назначаетсвидание средних лет врачу, приехавшему из Бразилии, приехавшему или бежавшему?по крайней мере, подозреваемому в этом.