– Где?

Каттай припал на колени, погладил ладонью ничем вроде бы непримечательный выступ.

– Вот он, мой великодушный и милостивый господин… Велиобколоть его здесь и ещё здесь…

– Слышали? – обернулся Шаркут. – Обколоть!

Костлявый невольник с кожей, отливавшей медью сквозь грязь,опасливо поднял зубило и молоток. Несколько ударов, нанесённых так бережно,словно он не камень рубил, а птенчику помогал выбраться из скорлупы… И намозолистую ладонь легло нечто с миску размером, по форме напоминавшее морскуюдвустворчатую раковину. Это нечто было заметно тяжелее пористой породы,способной плавать в воде. Шаркут нетерпеливо выхватил камень из руки рудокопа.Каттай взволнованно приплясывал рядом, но распорядитель всё сделал сам.Поскоблил «раковину», сдунул пыль… Обнажился след кайла: острый стальной зуб всамом деле нарушил непрочную корочку самоцвета и на полногтя вошёл в его тело,оставив на переливчато-нежной поверхности грубый след.

– Ты рубил? – хмуро спросил Шаркут меднокожего.

Невольник попятился. Но, видимо, Шаркут угадал, потому чтодругие рабы отскочили ещё дальше прочь, оставляя виновного с распорядителемодин на один. Замерший в страхе Каттай ждал, что его всесильный покровительвыхватит из-за пояса кнут, но тот обошёлся без оружия – одним кулаком. Ему непотребовалось замаха. Каттай не успел даже толком увидеть, что именно содеялШаркут. Меднокожий просто улетел на несколько шагов прочь и свалился к ногамсвоих товарищей. Его нос превратился во влажный бесформенный ком, брызгавший вовсе стороны красным, глаза закатились. Какое-то мгновение Шаркут неподвижностоял возле освещённой стены, под обжигающими открытой ненавистью взглядамирудокопов. Ну-ка, мол, чья возьмёт?.. Кто отважится броситься, кто хотя бышёпотом выговорит: «Ублюдок!»?.. Ну?!.

Их было не меньше пятнадцати человек, все с зубилами икайлами в руках, но с места не двинулся ни один.

– То-то же, – вслух выговорил Шаркут. Повернулся ив сопровождении трепещущего Каттая вышел вон из забоя. Каттай прошёл мимоДистена, но не решился ни заговорить с ним, ни даже поднять на саккаремцаглаза. За их спинами невольники возобновили работу.

Способность видеть сквозь недра не обманула Каттая.Прекраснейшие опалы в самом деле начали попадаться один за другим, причёмименно в том порядке, в каком он предсказал их появление. Сперва чёрные, таящиеневероятную радугу, – счастливые камни, в чьей власти острота зрения иукрощение подлых страстей. Затем огненные, созерцание которых гонит прочьобмороки и грусть. Ради лучшего из них, высотой почти в человеческий рост,пришлось расширять выход наверх. Камень мягко закутали, взвалили на волокушу исо всеми предосторожностями отправили гранильщикам Армара. Там его очистят откорки и загрязнённых кусков, бережно отшлифуют… Но даже теперь, необработанными нетронутым, самоцвет обещал далеко превзойти прославленную «Мельсину в огне».Чего доброго, прежний камень ещё вынесут из Сокровищницы и продадут, а новыйустановят на его месте под именем «Славы Южного Зуба». Как знать!..

…За огненными опалами последовали царские, названные такоттого, что именно ими была с давних пор увенчана корона аррантского Царя-Солнца, –тёмно-красное ядро с изумрудно-зелёной каймой. Цвета, излюбленные не тольковысшими Домами просвещённой державы…

Каттай очень пёкся о судьбе «своего» забоя: не иссякает лиснова? И если так, то не сочтёт ли господин Шаркут добытые богатства слишком скуднымии не могущими послужить половиной Деяния?.. Его мучили смутные опасения. Он непонимал их природы, только то, что день ото дня они становились сильнее. Нежалея ног, он спускался на двадцать девятый, в жару, духоту и подземную вонь.Иногда – сопровождая распорядителя. Иногда – в одиночку.

Однажды Каттай пришёл туда и увидел, что все рудокопы взабое прикованы за ошейники к длинной цепи, укреплённой возле «чела». Лица увсех были как у приговорённых, и работа, понятно, двигалась куда медленнее, чемнакануне. Лишь нескольким позволено было передвигаться свободно. Трое налегалина крепкие лаги, взваливая на волокушу очередной крупный камень, даже сквозьнапластования грязи мерцавший алыми бликами в молочно-голубой глубине. Ещё троетачками вывозили пустую породу. Эта работа считалась наиболее лёгкой. Каттайприсмотрелся и с ужасом увидел на спинах у всех шестерых свежие следы кнута.

К его некоторому облегчению, присматривал за рудокопамизнакомый надсмотрщик – Бичета, и Каттай отважился к нему подойти.

– Господин мой, что случилось? Почему все закованы?..

Бичета передёрнул плечами. Мальчишка-лозоходец был рабом,однако этот раб носил серебряную «ходачиху», и сам Шаркут емупокровительствовал. Поэтому Бичета неохотно, но всё же ответил:

– По приказу распорядителя. За непокорство.

«Сохрани и помилуй Лунное Небо! За непокорство?..» Каттайужаснулся ещё больше и не отважился на дальнейшие расспросы. Он посмотрел наДистена, работавшего дальше всех от «чела». Вот уж кто был, по мнению Каттая,воистину добрым рабом! Это верно, старый горшечник когда-то убил негодяя,причинившего его семье зло, но законное наказание принимал с твёрдостью идостоинством… Чтобы такой человек да вдруг взялся проявлять непокорство?..

Выждав, Каттай подгадал время, когда Бичета ушёл сопроводитьдо подъёмника вновь выломанную самоцветную глыбу, и подбежал к Должнику:

– Дядя Дистен!.. Чем вы все здесь провинились?..

Взгляд саккаремца показался мальчику каким-то далёким.

– Вчера, – медленно ответил горшечник, – одиниз нас увидел на стене тень. И это была не его собственная тень, малыш. Онагрозила рукой – вот так – дескать, уходите поскорее отсюда! – и у неёторчал на спине горб. Я не буду тебе говорить, о чём мы сразу подумали. Сегоднямы замешкались перед входом в забой, а когда нас погнали вперёд, шестеропопытались войти сюда раньше других. О чём подумали надсмотрщики, я тебеговорить тоже не буду. Этих шестерых тотчас отделили и наказали, и я уверен,что покойные матери тех, кто порол… Ну да Богиня их, впрочем, наверняка ужепростила… а остальных посадили на цепь. Вот так, малыш…

– Дядя Дистен! – взмолился Каттай, против воличувствуя себя в чём-то непоправимо виновным. – Дядя Дистен, ты потерпи! Ятебя обязательно выкуплю!..

Ответить Должник не успел. Возле входа в забой появился вернувшийсяБичета, и прикованные рудокопы усерднее застучали кирками. Никому не хотелосьлишний раз испробовать на себе его кнут. Каттай поспешно отошёл от Дистена,чтобы не навлечь на него гнев надсмотрщика, и пробрался к самому «челу».

Оттуда как раз извлекали очередную бесформенную глыбу,таившую внутри самородок Пламени Недр. Каттаю не требовалось полсутокпутешествовать по переходам и шахтам, чтобы взглянуть на уже обработанныекамни, он и без Армаровых гранильщиков знал: чем дальше, тем чище, крупнее иярче становились опалы. Вот и этот камень: половина его была белёсо-голубой итаила внутри алые и зелёные отблески. А другая половина… В ней голубизна идвойная игра цветов сходили на нет, уступая место зёрнам мозаики всех мыслимыхпереливов. Эти зёрна были подобны ночному сиянию в небесах, о котором,вспоминая родной остров, рассказывал бедный Ингомер…