и закалённее надменного главаря разбойников, а он просто жалел её! Вот уже который день этот циничный, бездушный тип разыгрывает спектакль, чтобы, не уязвляя её – Настино – самолюбие, не оскорбляя её снисходительностью, дать ей хотя бы небольшой отдых, без которого она наверняка давно бы умерла от жары и усталости.

Какое унижение! А она ещё потешалась над хилостью атамана…

У Насти голова кругом пошла от странного смешения чувств: желания отблагодарить Эливерта и желания его убить.

А ещё лучше убить себя – порядочный самурай в такой ситуации непременно сделал бы себе харакири. Но Рыжая ведь не в Японию попала, а чёрт его знает куда. Так что остаётся только вздохнуть, проглотить застрявший в горле кусочек уязвлённой гордыни и ехать дальше.

Эливерт уже вернулся, а Наир всё стоял, обескураженный и растерянный оттого, что нехотя раскрыл чужую тайну, чужую игру. Вид у него был несчастный. Не хватало ещё, чтобы он себя укорял.

Надо было разрядить обстановку, и Настя просто сказала, хотя не так уж просто это ей далось:

– Не нужно больше из-за меня задерживать нас всех. Я уже привыкла к седлу. Останавливайтесь только при необходимости. Я справлюсь. Я не такая уж слабая!

– Да уж! Совсем не слабая, я бы сказал, – мрачно усмехнулся Эливерт. – Так и знал – если поймёшь, то не позволишь делать тебе поблажки! Ты никому не позволишь себя жалеть, в тебе гордость королевы. Ладно, если хочешь, чтобы мы ехали быстрее, мы поедем. Но, раз уж мы здесь остановились, надо воспользоваться случаем… Взгляните, какое озерцо! Водица что алмаз! А тёплая какая. Освежимся перед дальней дорогой? Когда ещё шанс выпадет дорожную пыль смыть?

Это было предложение что надо. Хотя от него за версту несло теми же уловками и желанием облегчить Насте кочевую жизнь.

Странно было всё это…

Настя начинала иначе смотреть на Эливерта. Сейчас она снова была ему благодарна.

Романова легко привыкла к всему, что вообще-то было сложно принять человеку, успевшему пожить в XXI веке. Но здесь, в знойных степях Приозёрной равнины, из всех благ, доступных прежде, ей не хватало больше всего такого бесценного изобретения цивилизации, как горячий душ, а ещё лучше – ванна.

Потому предложение помыться Романова приняла с величайшей радостью. Правда, она тут же сообразила, что моются люди обычно без одежды.

Но, прежде чем она успела возмутиться и заявить, что в их присутствии раздеваться не станет, Эливерт опередил её и, оглядывая берег, предложил:

– Смотри-ка, какой бережок отличный – песчаный, пологий. А вокруг заросли ивы. Как раз для вас, миледи. А мы с Наиром вон там, в другой стороне, расположимся, – решил атаман, привязывая лошадей к ветвям раскидистых ракит. – Слишком долго с купанием не затягивай, миледи Дэини! Как наплещешься – возвращайся сюда! Если что надо будет, кричи нас! Ну, там… спинку потереть…

Знакомая белозубая ухмылочка блеснула на лице разбойника.

– Нет уж, как-нибудь сама! – в тон ему ответила Настя.

– Да ладно, шучу! Хотя, жаль … – Эливерт огляделся по сторонам. – Ну что, вроде никого поблизости нет. Надеюсь, лошадей наших спереть никто не успеет, пока мы тут отмокать будем. Ворон, ты следи! Если чужой, дай знать! Или сам его сожри! – велел он своему жеребцу. – Не хватало ещё, чтобы нас обчистили.

Он обвёл взглядом окрестности ещё раз, но вокруг, естественно, не было ни души.

Настя отправилась к зарослям ивняка, предчувствуя, как через миг войдёт в благословенную прохладу вод.

За её спиной Эливерт с коротким смешком добавил:

– А забавно бы вышло, если бы вор у вора лошадей увёл…

– Пошли! Вокруг на много рильинов никого, кроме нас троих.

– Почему же? Ещё гнус всякий, саламандры там… и… – возразил Эливерт, но Романова уже не прислушивалась – их разговор с Наиром плавно перетекал в привычную дружескую перебранку.

Озеро манило свежестью и прохладой зеленоватых вод.

Ветер не смел вспугнуть спокойной зеркальной поверхности. И поросшие вётлами берега, и бездонное синее небо над головой – всё отражалось в кристально-чистых водах, как будто какой-то волшебный художник нарисовал здесь, посреди Приозёрной равнины, огромную, удивительно-реалистичную картину.

Жаль было портить такую красоту, но желание остудить разгорячённое тело оказалось сильнее, и Настя начала торопливо стаскивать с себя одежду.

***

С той стороны, куда ушли ребята, раздался плеск и торжествующий вопль Эливерта. Похоже, тот времени даром не терял.

Настя же входила в воду медленно, чувствуя, как сладостная прохлада вод оплетала лодыжки и поднималась выше.

В голову лезли дурацкие мысли о том, что она усложняет жизнь Эливерту и Наиру. Вместо того чтобы гнать во весь опор, им приходится останавливаться, думать о том, сколько она ещё протянет.

Это было обидно. Жестокий удар по её гордости.

Но, с другой стороны, теперь Настя осознала, что ей нужна подобная опека. Она не всему ещё научилась, не ко всему приспособилась. А ведь, если бы разбойник не затеял игру «я очень устал – даёшь привал», у неё самой не хватило бы духу попросить об отдыхе. И Рыжая просто свалилась бы с седла, едва они вступили под палящее солнце Приозёрной равнины.

Порой Эливерт вёл себя непредсказуемо, и всё-таки Романовой казалось, что она начинает его понимать.

Но сейчас ей не хотелось рыскать в «потёмках чужой души». Смирившись с собственной слабостью, Настя отбросила все лишние мысли и нырнула с головой в светлые воды озера.

Она плескалась как выдра, фыркала, ныряла, просто валялась на песчаной отмели. Вода оказалась такой прозрачной, что можно было чётко различить камушки и водоросли на дне, и серебристые бока мелких рыбёшек, уносящихся прочь от берега при приближении Насти.

Пора, наверное, было возвращаться, но так не хотелось покидать уютную прохладу вод. Настя стянула в озеро брошенную на берегу одежду, решив попутно устроить стирку.

А после этого выбралась, наконец, на бережок. Здесь она нацепила на себя мокрые одежды, решив, что в жгучем дыхании Приозёрной равнины вещи скоро высохнут, но некоторое время озёрная свежесть ещё будет спасать от изнуряющего летнего зноя. Она расчесала рыжие локоны и взялась за ботинки…

В этот момент Рыжая вдруг явственно ощутила, что на неё кто-то смотрит.

Настя обернулась, цепенея от ужаса, и выронила башмаки.

Метрах в трёх от неё, чуть выше по бережку, стояло непонятное, до дикости жуткое существо. Оно немного напоминало человека, но скорее снежного… Рослое, метра два с лишком, косматое, бородатое. Низкий лоб, тяжёлый взгляд белёсых, словно подслеповатых