Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он продолжал говорить, но я уже поняла, ктопередо мной. Вот повезло так свезло. Описание книги было знакомо мне по статьев «Нью-Йоркере», которую я только что прочла. Казалось, весь читающий мирсходит с ума в предвкушении его нового романа и не устает восхищаться егореалистической манерой и глубиной проникновения во внутренний мир героини.Выходит, я стою и непринужденно болтаю с Кристианом Коллинсвортом, литературнымгением, опубликовавшим свое первое произведение в двадцать лет (молодой, даранний!), еще даже не выйдя из стен Йельского университета. Критики просто настену лезли, кричали, что эта книга – одно из самых значительных событий влитературе двадцатого века. И он не остановился на достигнутом, издав еще два романа,каждый из которых продержался в списке бестселлеров дольше, чем предыдущие.Статья в «Нью-Йоркере» включала интервью, где Кристиана не только называли«гарантом грядущих успехов книжной индустрии», но и отмечали его «удивительнуюпривлекательность, стильность и врожденное обаяние», которые, несомненно,обеспечивали ему (как будто для этого не хватало одной только популярности)«колоссальный успех у женщин».
– Ух ты, это и вправду здорово, – сказала я ивдруг поняла, что слишком устала для того, чтобы изображать остроумие,проницательность или веселость. Этот парень – преуспевающий писатель, таккакого черта ему нужно от меня? Может, он просто хочет убить время, пока егоподружка завершит дефиле, за которое ей платят по десять тысяч долларов в день,и соберется уходить? «Да и в любом случае, Андреа, какое это имеет значение? –резко осадила я себя. – Пора бы вспомнить, что тебе уже повезло, у тебя естьневероятно добрый, чуткий и сексапильный парень. Ну и хватит с тебя!» Я наспехсостряпала историю о том, как мне срочно нужно домой. Кристиан выгляделудивленным.
– Вы боитесь меня? – улыбнулся он, словноподдразнивая.
– Боюсь вас? С какой стати мне бояться вас?Если бы для этого был какой-то повод… – Сама того не желая, я кокетничала сним, и это было чрезвычайно приятно.
Он взял меня за локоть и повернул к себе:
– Пойдемте, я посажу вас в такси.
И прежде чем я успела сказать, что прекраснонайду дорогу сама, что мне приятно было с ним познакомиться, но не собираетсяже он напрашиваться ко мне в гости, – как мы уже стояли на красной ковровойдорожке на ступеньках «Плазы».
– Ну что, нужно такси? – спросил швейцар.
– Да, одно, для леди, – ответил Кристиан.
– Нет, у меня есть машина. Вон там, – сказалая, указывая на лимузины, припаркованные вдоль Пятьдесят восьмой улицы напротивкинотеатра «Париж».
Я не смотрела на него, но почувствовала, чтоон снова улыбнулся – одной из этих своих особенных улыбок. Он подвел меня кмашине, открыл дверь и галантным жестом указал на заднее сиденье.
– Спасибо, – сказала я чрезвычайно вежливо ибезо всякого замешательства, протягивая ему руку, – было очень приятно с вамипознакомиться, Кристиан.
– И мне тоже, Андреа.
Он взял руку, которую я протянула ему длярукопожатия, прижал к губам и задержал на долю секунды дольше, чем это былонеобходимо.
– Надеюсь, мы с вами скоро увидимся.
Я благополучно забралась на заднее сиденье итеперь изо всех сил старалась не покраснеть, чувствуя, что у меня это плохополучается. Кристиан захлопнул заднюю дверь и смотрел вслед отъезжающей машине.
В этот момент мне уже не казалось странным,что я, всего несколько недель назад не видевшая изнутри ни одного лимузина,запросто разъезжаю на нем последние шесть часов; что меня, никогда невстречавшую знаменитостей даже местного масштаба, только что касались локтямиголливудские звезды, а в мою руку тыкался носом – да, именно так! – самыйжеланный холостяк литературного Нью-Йорка. Нет, все это чушь и мишура, снова иснова напоминала я себе. Все это годится лишь для этого мира, к которому тывовсе не хочешь принадлежать. Над этим можно посмеяться, думала я, но особыхиллюзий питать не следует. И в то же самое время я смотрела на свою руку, не всилах отвести от нее глаз, и пыталась припомнить до мелочей, как он целовал ее,– а потом резко сунула смущающую меня руку в сумочку и достала телефон. Набираяномер Алекса, я отчаянно старалась придумать, что же я все-таки ему скажу.
Мне хватило двенадцати недель, чтобыпресытиться безграничными, по-видимому, запасами шикарной одежды, которой«Подиум» только-только начал меня снабжать. Двенадцать нескончаемо долгихнедель, когда рабочий день длился по четырнадцать часов, а для сна оставалосьне более пяти. Двенадцать мучительных недель ежедневного придирчивого осмотра сголовы до ног – без тени одобрения, даже без единого намека на признание самогофакта моего существования. Двенадцать невыносимых недель постоянного ощущениясобственной глупости, некомпетентности, недоразвитости. И вот, когда пошелтретий месяц моего пребывания в «Подиуме» (осталось всего только девять!), ярешила стать новым человеком и начать одеваться подобающим образом. Крещениесостоялось.
Предшествующие ему двенадцать недельвставания, одевания и выхода из дома ни свет ни заря полностью вымотали меня –мне даже пришлось скрепя сердце согласиться с тем, что иметь у себя домасобственный шкаф, полный «подобающей» одежды, очень удобно. До этого моментаодевание было самой мучительной частью моего и без того ужасного утра. Звонокбудильника раздавался так рано, что я даже никому не могла рассказать, восколько именно я встаю: одно лишь упоминание об этом причиняло мне физическуюболь. Приезжать на работу к семи часам утра, по моему убеждению, граничило сидиотизмом. Конечно, в моей жизни бывали случаи, когда я оказывалась на ногахдо семи – например, в аэропорту, ожидая раннего рейса, или если в тот день мнепредстояло сдавать экзамены. Но чаще всего этот рассветный час заставал менябодрствующей, потому что я еще не успела добраться до постели после проведеннойвне дома ночи, и жизнь тогда не казалась такой ужасной – ведь я моглаотсыпаться целый день. Теперь же было совсем другое. Это было постоянное,безжалостное, противное человеческой природе недосыпание. И не важно, сколькораз я пыталась лечь спать до полуночи, – мне никогда это не удавалось.Последние две недели были особенно тяжкими, потому что мы готовили первыйвесенний номер и мне порой приходилось просиживать на работе, ожидая Книгу, доодиннадцати часов. Я отвозила ее и возвращалась домой за полночь, а ведь мнееще надо было что-то поесть и стащить с себя одежду, прежде чем окончательноотключиться.