– Не волнуйся, подружка. По крайней мересегодня ты ее опередила, – ответил он улыбаясь. Он имел в виду те злосчастныедни, когда Миранда заявлялась в пять утра и ее нужно было проводить наверх,поскольку она отказывалась носить электронный пропуск. Едва добравшись доофиса, она принималась названивать Эмили и мне – пока не добивалась того, чтобыкто-нибудь из нас проснулся, собрался и прибыл на работу так поспешно, словноэтого требовали интересы национальной безопасности.

Я толкнулась в турникет, молясь, чтобы этотпонедельник стал исключением, но Эдуардо не дал мне пройти без представления.

– Эй, скажи мне, как ты хочешь, как тыправда-правда хочешь, – пропел он с испанским акцентом, ухмыляясь во весь рот.И все удовольствие от того, что я порадовала таксиста и приехала раньшеМиранды, исчезло. Мне вновь, как и каждое утро, захотелось через барьердотянуться до его лица и вонзить в него ногти. Но раз уж я была такаякомпанейская девчонка, а он был одним из моих немногих друзей в «Элиас-Кларк»,я нехотя подчинилась.

– Я хочу-хочу-хочу – я хочу немало, яхочу-хочу-хочу, чтоб меня забрало… – слабым голосом пропела я, отдавая жалкуюдань спайсгерловскому хиту девяностых. Эдуардо ухмыльнулся и впустил меня.

– Эй, не забудь: шестнадцатое июля! – крикнулон мне вслед.

– Да-да, шестнадцатое июля, – откликнулась яна это напоминание о нашем общем дне рождения. Не имею понятия, как уж он узналдату моего рождения, но ему чрезвычайно нравился тот факт, что она совпала сего собственной. И по какой-то необъяснимой причине это стало частью нашегоутреннего ритуала. Без этого не обходился ни один день.

На собственно издательской половине«Элиас-Кларк» находилось восемь лифтов: одна половина для этажей с первого подесятый, другая – с десятого и выше. По-настоящему котировались первые десятьэтажей, на которых помещались солидные арендаторы; о своем присутствии онивозвещали с помощью подсвеченных панелей над дверями лифтов. На втором этаженаходился бесплатный гимнастический зал для сотрудников, оснащенный автономнымосвещением и как минимум сотней разнообразных тренажеров. При раздевалках былисауны, джакузи, парильни, горничные в униформе, а в салоне при необходимостиможно было сделать маникюр, педикюр и массаж лица. Там имелся даже зал боевыхискусств, по крайней мере мне так сказали, и пробиться туда было невозможно. Нетолько потому, что у меня не хватало времени, – между шестью и десятью утра тамбывало чертовски много народу. Авторы, редакторы, ассистенты из рекламныхотделов записывались на занятия по кикбоксингу за три дня вперед, но если неприходили на пятнадцать минут раньше, их просто-напросто вычеркивали. И, как ивсе задуманное в «Элиас-Кларк» для того, чтобы улучшить жизнь сотрудников, этолишь злило меня еще больше.

Краем уха я слышала, что в полуподвале «Элиас»находились ясли, но не знала никого, у кого имелись бы дети, поэтому не была вэтом полностью уверена. То, что касалось непосредственно меня, начиналось стретьего этажа, где располагалась столовая. Миранда отказывалась есть там,среди черни, за исключением тех случаев, когда ей приходилось обедать сгендиректором Равицем, который любил быть «поближе к народу».

Лифт поднимался все выше, замелькализнаменитые названия. Большинству журналов приходилось делить этаж с кем-тодругим, располагаясь по разные стороны от приемной. Я вышла на десятом этаже ипроверила, как я выгляжу: в порыве озарения архитектор, к счастью, сохранилзеркала у выхода из лифта. Как обычно, я забыла свой электронный пропуск – тотсамый, что следил за всеми нашими передвижениями и покупками. Софи приходилатолько в девять, и мне пришлось залезть под ее стол, нащупать кнопку,открывающую стеклянные двери, и сломя голову броситься к ним, чтобы успетьпроскочить, пока они не закроются снова. Иногда мне это удавалось только стретьей или четвертой попытки, но сегодня увенчалась успехом уже вторая.

Когда я приходила, на этаже всегда бывалотемно, но я находила дорогу автоматически. Налево был отдел рекламы имаркетинга, там работали девушки, особенно любившие наряжаться в маечки от«Хлоэ» и сапоги на шпильках от Джимми Чу и щедро раздававшие визитки «Подиума».Они были полностью отрезаны от всего происходящего в самой редакции: именноредакция подбирала одежду и аксессуары для модных выставок, договаривалась случшими авторами, проводила собеседования с манекенщицами, нанимала фотографов,занималась дизайном и выпуском журнала. Сотрудники редакции разъезжали по всемумиру, получали подарки и скидки от всех дизайнеров, улавливали все модные поветрияи ходили на вечеринки в «Пасгис» и «Флоут», потому что «должны были быть вкурсе, во что одеваются люди».

Отдел рекламы тоже пытался не отставать,используя имеющиеся у него возможности. Иногда они устраивали вечеринки, нознаменитости на них не ходили, и нью-йоркский бомонд оставался к ним глубокоравнодушен (если верить язвительным замечаниям Эмили). В дни подобных тусовокмой телефон раскалялся докрасна: мне звонили совершенно незнакомые люди,жаждущие получить приглашение. «Э-э… знаете, я слышала, в „Подиуме“ сегоднябанкет. Почему же меня не пригласили?» Выходило так, что о готовящейсявечеринке я всегда узнавала от посторонних: сотрудников редакции никогда неприглашали, потому что они бы и не пошли.

Девушкам из «Подиума» словно мало было высмеивать,запугивать и изгонять из своего общества всех, кто не принадлежал к их кругу, –они еще и внутри себя разделились на враждующие кланы.

За отделом рекламы начинался длинный узкийкоридор. Кажется, я шла целую вечность, пока слева не появилась крохотнаякухонька. Здесь имелись различные сорта кофе и чая, а в холодильнике хранилисьобеды, но все это было излишним, поскольку монополией на чаепития сотрудниковобладала сеть кафе «Старбакс», а все блюда заказывались в столовой или в однойиз многочисленных закусочных, предлагавших услуги доставки. Но все равнозаходить сюда было приятно, кухонька словно говорила: «Эй, посмотри-ка, здесь уменя чай „Липтон“ в пакетиках, и сахарозаменители, и даже микроволновка, еслитебе вдруг понадобится подогреть вчерашний обед. Я не хуже других!»

Наконец в 7.05 я проникла во владения Миранды.Я так устала, что с трудом могла передвигаться. Но мои ежедневные обязанностине позволяли мне расслабиться, и я добросовестно принялась за дело. Я отперладверь в ее кабинет и включила свет. Снаружи по-прежнему было темно. Я любиластоять в темноте у окна кабинета своей всемогущей начальницы и смотреть насветящийся огнями неугомонный Нью-Йорк. Я представляла себя героиней кинофильма(можете выбрать любой, где есть жаркие объятия на роскошной широкой террасе свидом на реку) и чувствовала, что я – на вершине мира. А потом вспыхивалилампы, и мои фантазии рассеивались. Исчезало навеянное нью-йоркским рассветомчувство, что на земле нет ничего невозможного, и перед глазами всплывали совершенноодинаковые ухмыляющиеся рожицы Каролины и Кэссиди.