Поднимаясь на девятый этаж дома без лифта к переевшему пирожных ребенку, я попыталась посчитать, сколько пациентов за сегодняшний день мы обслужили, но сбилась со счету.

Неприятно засосало под ложечкой — утром я позавтракала только кофе, обеда у нас не было, и оставалось уповать лишь на ужин.

Я с тоской подумала о своих макаронах, разозлилась на ребенка, который, мало того, забрался на девятый этаж дома без лифта, так еще умудрился объесться пирожными.

А мы, несчастные врач и фельдшер, голодаем, как узники концлагеря! И вряд ли этот наглый ребенок угостит бедную бригаду хотя бы кусочком пирожного. Хоть бы шоколадкой кто угостил — я согласна на самую дешевую, непрезентабельную плитку…

— В следующий раз, если будет Мишина дежурить, на подработку не выйду, — задыхаясь, прошептала Дьякова. — Если б знала, что она будет, лучше бы дома отсиделась, бог с ними, лишними деньгами, лучше без них, чем весь этот ад…

— А что, у других диспетчеров адресов меньше? — поинтересовалась я, дожидаясь уставшего врач.

Наталья остановилась на очередном этаже и покачала головой.

— Не меньше, столько же. Только нагрузку они распределяют между всеми врачами, а Ольга Ивановна, уверена, уже дала обед остальным, и только мы ездим как проклятые…

— Почему так? — изумилась я. — Ведь у нас очередь существует, нельзя одну и ту же бригаду по всем вызовам гонять!

— Ага, ты это Мишиной скажи! — зло процедила Дьякова. — Она на мне отрывается, все не может забыть того случая…

— Какого? — полюбопытствовала я. — Вы поссорились?

— Не ссорились мы, — возразила Наталья. — Ольга Ивановна попросила меня помочь, а я не смогла. Не потому, что не хотела, просто это не в моих силах…

Я раздумывала, как бы похитрее выведать у врача, чем та не смогла подсобить диспетчеру, но ничего и придумывать не пришлось — видимо, Дьякова настолько устала и выбилась из сил, что готова была сама все рассказать, выплеснуть свою обиду.

— Дочка у Ольги Ивановны больная, — делилась она со мной своими откровениями. — А я как раз какое-то время в неврологической больнице работала, там вроде рассеянный склероз лечат. Но понимаешь, работала я недолго, особо знакомых у меня там не было. Я оттуда быстро ушла, а Мишина думала, будто у меня связи хорошие. Просила, чтобы я Снежану как-то в эту неврологию положила, хотя я сразу сказала, что не в моих силах это сделать. С тех пор Ольга Ивановна, как мне кажется, на меня зло держит и как может жизнь мне портит. Я-то надеялась, что хоть тебя пожалеет — вроде вы с ней неплохо общались, но Мишиной на других наплевать. Правда, давно она так не зверствовала — крышу ей, что ли, сорвало…

Про себя я четко определила последовательность своих дальнейших действий после сегодняшней смены.

Во-первых, надо хорошенько заняться Владой Кузнецовой — она мне и раньше не особо нравилась, а сейчас, после рассказа диспетчера, и вовсе подозрения внушать стала.

К тому же неплохо заняться и Ольгой Ивановной: несмотря на то что мы с ней вроде как «подружились», я не могу исключать ее из списка подозреваемых.

Мотив у нее имеется, чтобы подставить Дьякову — как рассказала Наталья, она не смогла помочь диспетчеру, а я сама видела, как она переживает за дочку. Материнские чувства сильные, а обида за своего ребенка может подтолкнуть даже на совершение преступления.

Итак, мне нужно пристально следить как за Кузнецовой, так и за Мишиной…

Мои размышления были прерваны — мы наконец-то поднялись наверх, дверь квартиры ребенка-обжоры была открыта, и нас поджидала недовольная мамаша, полная женщина лет сорока, которая, судя по виду, и сама не прочь полакомиться мучным и сладким.

Я еще раз удивилась железной выдержке Натальи — после такого трудного для нее подъема по лестнице, учитывая работу без обеденного перерыва, она не только не разозлилась на наглую женщину, а вежливо поинтересовалась, куда нам пройти и какие жалобы на состояние ребенка.

Да, будь я на месте врача, наверняка бы высказала противной семейке все, что о них думаю. Хотя кто знает — может, отделалась бы каким-нибудь язвительным, колким замечанием в адрес мамаши. За мной такое водится — иногда я бываю просто безжалостна, могу так отбрить словом, что мало не покажется.

Однако сейчас я себе волю не давала — не хватало еще того, чтоб на Дьякову написали жалобу за чересчур язвительного фельдшера…

Не буду вдаваться в подробности, рассказывая о том, как Наталья осматривала очередного больного, куда мы везли ребенка в этот раз.

Скажу только, что на подстанцию мы смогли приехать лишь вечером, в девять часов. И то, если б Дьякова не заявила Ольге Ивановне, что у нее голодная бригада, вряд ли мы попали бы на базу.

После довольно строгого разговора с диспетчером Наталья наконец велела водителю ехать на подстанцию — больные подождут, или на худой конец пускай Мишина отправляет вне очереди поужинавших врачей.

Однако, когда мы припарковались возле одноэтажного здания пятой подстанции, я с удивлением заметила, что одна машина находилась на месте, то есть на самом деле было не так много вызовов, чтобы не позволять одной бригаде подъехать.

Наталья тоже заметила машину, зашла в здание в состоянии крайнего возмущения и накинулась на диспетчера.

— Ольга Ивановна, позвольте посмотреть ваш журнал вызовов! — потребовала Дьякова с таким видом, что Мишина не посмела ей отказать.

Наталья бегло проглядела список, а затем рассерженно произнесла:

— Разрешите поинтересоваться, почему вы нас посылаете вне очереди? И это — не единственный раз, мы ездим без отдыха, без законного обеда, в то время как другие бригады простаивают! Вы можете это объяснить?!

— Все врачи и фельдшеры получают одинаковую нагрузку! — попыталась возразить диспетчер, однако Дьякова возмущенно прервала ее:

— Да ну? Посмотрите в свой журнал — почему-то у бригады Ивлиевой сегодня семь выездов, в Димченко — шесть, у Кузнецовой и того меньше! Зато у нас — целых двенадцать! Вы вообще понимаете, что нарушили закон? Вы не имели права оставлять нашу бригаду без обеда, да я на вас жалобу напишу!

— Я вас на экстренные вызовы посылала! — заняла оборонительную позицию диспетчер. — Ивлиева бы с ними не справилась, Кузнецова с госпитализацией уехала, а Димченко тоже адрес обслуживала. У меня не было выбора!

— Конечно, выбора у вас не было! В четыре дня, скажем, почему вы нам не дали обед, а послали помогать другой подстанции?! Там что, тоже неопытные врачи, по-вашему? Мы не люди, что ли?!

— На седьмой подстанции только три бригады! — оправдывалась диспетчер. — Они помощь попросили, там тоже больные тяжелые. Вы, Наталья Романовна, самый опытный врач в сегодняшней смене, поэтому так получилось…

— Слушайте, это попросту наглость! — в сердцах воскликнула Наталья. — Завтра утром я с Андреем Максимовичем поговорю по поводу вас! И вообще, в таком случае я попросту пишу заявление и перехожу на другую подстанцию! Мне надоело, что вы издеваетесь надо мной и над моей бригадой! У меня водитель и фельдшер без обеда, хотя бы их пожалели бы! По-вашему, мы тут должны помереть от голода, так получается? Мало того, без сна работаем, так еще и без еды? И вы прекрасно знаете, что мы не имеем права в магазин даже заехать! Сами на подстанции сидите, конечно, вам разве понять, каково это…