– Вообще-то практически любая картина, перешедшая столетнийрубеж, уже считается большей или меньшей ценностью, так что неизвестно, следуетли идти на такие жертвы ради подделки сомнительного качества, – усмехнуласьМайя. – Но предположим, он раздобыл нелепейшую мазню, которую не жаль соскрестиножом и выбросить. И сделал это. И теперь собирается на очищенном холстепредставить публике подделку… Чью? Какого художника?

– Да вон хоть Шишкина! – предположила Алена. – ИлиВаснецова. Вон того. – И она махнула рукой на «Ковер-самолет».

Майя посмотрела на нее так странно… Она смотрела и молчала.И живость, румянец, свет постепенно покидали ее лицо. Погасли глаза. ПередАленой опять стояла больная, бледная, измученная и… чем-то очень испуганнаяженщина.

– Извините, – проговорила Майя сдавленно, – я как-то… ясовершенно забыла, что меня ждет директор. Заговорилась с вами, и… Извините.

– Нет, это вы меня извините, – пробормотала изумленнаяАлена. – Я в вас тут вцепилась, заговорила вас…

«Да что случилось-то?!» – едва не выкрикнула она вслух. Ноудержалась-таки – честное слово, с трудом!

Майя слабо, одними губами, улыбнулась и, резко повернувшись,пошла к двери. И тут раздалась музыка.

Алена мигом насторожилась. Это была мелодия танго,аргентинского танго – совершенно уникальная по красоте мелодия Пьяцоллы из егомузыки к фильму «Танго… Гардель в изгнании». Она была хорошо аранжирована,хорошо исполнялась, однако одна и та же тема вступления, тот же томительныйбандонеон, сопровождаемый искусным свистом, отзвучав, заиграл снова и снова… идо Алены наконец дошло, что это звучит сигнал сотового телефона. Конечно, наэлектронно-бездушные перекаты обычных мобильных мелодий это мало походило, ивсе же… точно, мобильник! Кто тот злодей и нарушитель правил, который невыключил телефон в музее? Это, слава Господу нашему Иисусу Христу, не Алена: еетелефон звонит совершенно электронно, да еще прищелкивает. У него оченьбудоражащая музыкальная композиция, но не танго, нет, не танго – при всей своейлюбви к танго Алена сочла бы сущим кощунством сделать его мелодией мобильника!Тогда, получается, звон раздается из простенькой черной сумки Майи? Почему жеона подозрительно, сердито таращится на Алену? И не она одна, кстати! Вотприбежала из другого зала хранительница, поджала и без того тонкие, бледныегубы, вонзила в Алену тощий указующий перст:

– У нас строгие правила! Вы должны были прочесть внизуобъявление: сотовыми телефонами в музее пользоваться нельзя, их необходимовыключить!

Алена демонстративно расстегнула сумку и достала своюлюбименькую «Nokia», дисплей которой был непроглядно темен, поскольку находилсяв состоянии глубокого покоя, и сообщила:

– Прошу прощения, мой телефон не выключен, конечно, но и незвонит.

Хранительница недоверчиво посмотрела на Алену, на еетелефон, потом растерянно повернулась к Майе:

– Майя Алексеевна, извините, но это, кажется, у вас…

– Да нет, не может быть, – пробормотала Майя. – Это не мойзвонок…

И вдруг, ахнув, принялась торопливо расстегивать,просто-таки рвать застежку своей сумки. Кое-как справившись с ней, выхватиламобильник, совсем простенькую «Motorola»… Ну да, дисплей сияет, бандонеонзвучит на полную катушку!

– Но это не… – растерянно пробормотала Майя. – Это не…

– Это не ваш телефон, да, Майя Алексеевна? – воскликнулахранительница и почему-то снова с тем же обвиняющим выражением уставилась наАлену, как будто подозревала, будто именно она подбросила Майе в сумку наглопоющий аппарат.

– Телефон-то мой, да мелодия у меня всегда была другая! – снепомерным изумлением воскликнула Майя, вертя в руках мобильник стольрастерянно, словно видела его в первый раз в жизни. – Не пойму, я ничего непойму… Настройка поменялась, что ли? Разве так бывает, чтоб само собой?

– Всякое бывает, я думаю, – пожала плечами Алена. – Ничегострашного, очень красивая мелодия. Это Пьяцолла все-таки, не какой-нибудь там«Черный бумер». Да вы возьмите трубку, кто-то же вам звонит!

– Да, правда! – Майя снова посмотрела на дисплей: – Номер неопределился, странно… – Но все же нажала на кнопку приема: – Алло! – И тотчасопустила трубку: – Опоздала, там уже отключились.

И сразу вздрогнула – так резко зазвонил телефон в ее рукахснова. Но звучала уже не мелодия Пьяцоллы, а совершенно другая мелодия:обычный, простенький, «отстойный» «Турецкий марш». Алена думала, его уже ни водном мобильнике не услышишь, однако, оказывается, жив, курилка!

– Алло! – нервно крикнула Майя. – Кто это? – И тут жезаговорила совсем другим тоном, радостно-удивленным: – Ой, Алеша, здравствуйте,как я рада вас слышать!

Теперь вздрогнула наша писательница. Хотя с чего бы? Алеш,то есть Алексеев, на свете превеликое множество, совершенно незачем ей такнапрягаться…

– Да, меня уже выписали из больницы, слава Богу. Ужаснонадоело болеть! – радостно журчала Майя. – Домой звонили? А я в музее… Ксожалению, работать мне еще нельзя, я так просто зашла, потянуло… Ну, выпонимаете. Да, вы правы, хожу по залам, смотрю любимые картины. А как вы,Алеша? Как Галочка, Ваня? Я вам вчера вечером звонила, но дома никого не было.Поздравить вас хотела. Алеша, вы чудесный человек, и дай вам Бог всего самогосчастливого в жизни, встреч счастливых, надежд… чтобы дети радовали… ну,словом, чтобы все-все было замечательно, без болей и болезней. Да? Хорошо,созвонимся вечером. До свиданья, Алеша, привет ребятишкам, ладно?

Майя нажала на сброс, убрала телефон в сумку, но на ее лицевсе еще играл отсвет улыбки.

Хранительница и Алена глаз с нее не сводили. Хранительницасмотрела с жадным любопытством сплетницы, Алена – с не менее жаднымлюбопытством исследовательницы.

Ой, как интересно… Опять свет в глазах, опять блеск улыбки!И даже, можно сказать, возвращение молодости в увядшие черты, и мягкий румянец,и трепет расцветших губ… И все это после разговора с Алексеем Стахеевым? Ой,как интересно!