Тамара Юрьевна просила не пускать ее на работу… Алексейумолял не пускать его в музей… Он боялся уничтожить какую-то картину. А Тамара?С ней-то что случилось? Директриса решила, что работа внушала Тамареотвращение, но так ли это? А вдруг и она тоже боялась внезапно нахлынувшейстрасти к разрушению, уничтожению… Чего? Может быть, «Ковра-самолета»?

Майя со странным выражением стояла около этой картины, а прирассказе о необычной болезни Тамары вдруг заплакала…

Только из жалости к товарищу по работе?

Какие-то непонятные, безумные – в полном смысле слова! –дела здесь творятся! Что там такое с тем «Ковром»? Почему он столь губительновоздействует на людей? И вообще, возможно ли такое? Ну, понятно, «Мона Лиза» нераз сводила людей с ума, но «Ковер-самолет» Васнецова?

А вдруг в знаках, изображенных на изнанке ковра, таитсякакая-то магическая сила, которая оказывает на людей пагубное влияние?

Ага, сто двадцать пять лет (Алена обратила внимание на датунаписания картины – 1880 год) не оказывала, а тут вдруг, словно с печки упала,– начала оказывать…

Но нельзя отрицать, что и такое возможно. Теоретически. Надос кем-то поговорить, посоветоваться с каким-то психиатром. Собственно, этаблагая мысль давно должна была у Алены возникнуть, но с кем поговорить? Непридешь же просто так в психоневродиспансер, не спросишь. Еще не так поймут!Как бы Аленино любопытство исследователя не обернулось тем, что она самапревратится в объект исследования или обследования. Психиатрического. Нет, тутнадо через своих людей… через знакомых врачей…

Ведь есть такая знакомая! На «Скорой» в Ленинском районеработает Света Львова, очень добрая знакомая Алены Дмитриевой. Два года назадони вместе попали в ужасную передрягу и вышли из нее просто чудом каким-то.Свете даже смерть грозила, но обошлось. Благодаря, кстати сказать, АленеДмитриевой![5] В ходе этого дела Алена очень много интересного узнала о своемпрадеде, Георгии Смольникове, и поняла, в кого же она уродилась такойбеспринципной, такой легкомысленной, такой… такой-сякой!

И такой умной, кстати сказать!

Давненько они не виделись со Светой, только изредкаперезванивались. Конечно, и сейчас можно ей позвонить.

Алена достала телефон, набрала номер мобильного Светланы.

– Светик, приветик!

– Ой, Алена… Ушам не верю! Ужасно рада тебя слышать! Нопочему ты всегда звонишь, когда я еду на вызов? Совершенно некогда поболтать!

– Света, ничего, я тебя не задержу. Мне срочно нужнопереговорить с каким-нибудь психиатром. У тебя есть знакомый?

– Что случилось?! – с ужасом выкрикнула Светлана.

– Да ничего со мной не случилось, это… для романа.

Самый надежный ответ. И, как правило, соответствуетдействительности, поскольку всё, что случается с Аленой Дмитриевой в жизни,потом с большими или меньшими подробностями перекочевывает в ее книжки.

– А, для романа… – успокаиваясь, протянула Света. – Ну, тыможешь к нам приехать, на нашу станцию. У нас ведь есть психиатрическаябригада. Там хороший доктор, Наталья Ивановна Телегина. Очень опытный психиатр.Правда, она не Бог весть какая разговорчивая, но ты ее раскачаешь, несомневаюсь.

– Точно, я уж постараюсь. Света, а когда можно приехать?

– Да когда хочешь, хоть сейчас.

– А что, Наталья Ивановна весь день сегодня будет работать?

– Конечно, и даже ночь. То есть, если тебе так удобнее,можешь вечерком у нас появиться.

– Ну, не вечерком, но часа через два-три пойдет?

– Конечно. Буду рада тебя увидеть. Целую! Только мы теперьне на улице Новикова-Прибоя, а прямо около метро «Двигатель Революции». На тойстороне, где высотка. Спросишь детский сад, теперь там «Скорая». Это буквальнополквартала пройти, – выпалила Света и отключилась. Наверное, уже приехала навызов.

Ну вот и искомый психиатр обнаружился. За-ме-ча-тель-но! Асейчас – поскорее домой, на встречу с Алексеем. Да, а по пути надо все жезаглянуть на Ковалиху, тем паче что от музея это – десять минут ходу. Рукойподать!

Алена вышла из кремля, перебежала площадь, неприязненнопокосившись на то место, где вчера сражалась в «Мазде» с Алексеем, и по улицеУльянова пошла к Нижегородскому универсаму. Оттуда по Семашко спустилась вниз,к Ковалихе, мимо пятой больницы.

Майю оперировали в этой больнице… Все-таки почему она такстранно смотрела на «Ковер-самолет»? А ведь ни у кого, кроме Майи, про это неузнаешь.

А что, если сказать Алексею про «Ковер»? Не опасно ли это?Вдруг конкретный разговор о картине вызовет новый припадок? Ой, не хотела быАлена снова это пережить! Но удастся ли ей сдержать любопытство и непроболтаться?

Сомнительно, очень сомнительно!

Вот в таком сомневающемся состоянии Алена и достиглаКовалихи – улицы Ковалихинской. И пошла по ней, вороша ногами сухие листья иприсматриваясь к номерам домов.

Ага, вот о каком доме упоминал Алексей. Внизу овощной магазин.Конечно, никакого сравнения с той «элиткой», где он теперь живет, а все жечем-то дома похожи. Безликостью своей, вот чем! Ну, об этом уже говорилось, нестоит повторяться.

Алена свернула в небольшой, зажатый высокой насыпью дворик.Так, и где же здесь вход в подвал, интересно?

Она растерянно оглядывалась. Обычно дверь туда находитсяоколо подъезда, тут же располагается наклонная… пристройка не пристройка,крыша, что ли, которая прикрывает лестничку, ведущую вниз. Она тянется, какправило, как раз под окнами квартир первого этажа, что является для жильцовисточником постоянного беспокойства. Ведь, забравшись на нее, любой и каждыйможет в квартиру влезть! Поэтому окна первых этажей обычно зарешечены. Но здесьнет ничего подобного. Так не в самом ли подъезде расположен вход? А может быть,Алена номер дома перепутала? Да нет, Алексей говорил, что в доме овощноймагазин, а он всего один на Ковалихе. И не пойдешь же вон к той молоденькоймамочке, которая трясет в углу двора колясочку, не спросишь, как пройти вподвал… И вон у той невысокой дамы, которая только что вышла из подъезда всногсшибательном полупальто (темно-синем, расшитом броской золотой нитью, взолотистой кожаной шляпке), тоже не спросишь. То есть спросить-то можно, новыглядеть Алена будет очень подозрительно…