Я задрала голову вверх и присвистнула. Прямо перед намивысился огромный, метра два в высоту, гранитный пьедестал, из него вздымалсяввысь бронзовый торс мужчины, на шее его блестела толстая цепь, выкрашеннаязолотой краской.

– Это кто? – попятилась я.

Ника скривилась:

– Из братков. Вон там видишь у подножия руль? Этодеталь его любимого «мерса». Жуткое зрелище!

– Да уж, – поежилась я, – впечатляет.

– Жаль Леокадию Михайловну, – вздохнула Ника.

– Это кто?

– Тут раньше могилка Фирсовой была, – объясниламоя спутница, – совсем заброшенная, видно, родственников не осталось, акладбищенское начальство как докумекает, что покойничек без призора остался,мигом место продает. И вот вместо Леокадии имеем это бронзово-гранитное чучелов честь некоего криминального авторитета, павшего на тропе разборок. Мы пришли.

Я оглядела маленькую, ухоженную могилку. Вокруг слегкапокосившегося цоколя росли цветы. Три ступеньки из белого мрамора вели кскульптуре плачущего ангела. Внизу была прикреплена табличка «Одоевцева Марфа1900–1911 гг. Помолись за нас у престола Господа».

– Иди, бери свой подорожник, – подтолкнула меняНика.

Я, продолжая светить перед собой фонариком, присела возлецоколя и воскликнула:

– Надо же, столько лет прошло, а за захоронением, похоже,ухаживают! Неужели до сих пор помнят? Ведь родителей девочки давным-давно насвете нет.

Ника вздохнула:

– Это я могилку в порядок привела, что-то мне эту Марфужаль стало. И ведь наградила она меня.

– Кто? – подскочила я.

– Да девочка, – Ника ткнула грязным пальцем вбелого мраморного ангела.

Я стала быстро выщипывать из травы, росшей по бокам могилы,листочки подорожника. Ну вот, меня стыдила, а сама не лучше. Каким образомпокойница может кого-то наградить?

– Смотри, – продолжала Ника и медленно повернулаодну из железных бомбошек, украшавших ажурную ограду.

Послышался легкий шорох. Фигурка ангела тихонечко отъехалавлево. Я изумилась до крайности. Тайник! Ника с гордостью посмотрела на меня.

– Говорила же тебе, что старые могилы таят в себеподчас такие секреты! И ведь почти сто лет прошло, а механизм работает словноновенький, умели люди раньше делать, не то что сейчас. Я купила тут недавнодиван, триста баксов отдала. И что ты думаешь? Он спустя неделю раскладыватьсяперестал. А ведь тем, кто его склепал, небось известно было, что люди ихтворение открывать-закрывать станут. м, пожалуйста, напортачили, а тут шурует,как часы.

– И что же там лежало?

– Ну, в общем-то не слишком нужная в наше время вещь,но мне пригодилась, – улыбнулась Ника, – ящичек железный, набитыйцарскими бумажными деньгами. Я их нумизматам хорошо продала. Знаешь, кое-кто изнаших предков использовал могилы родственников в качестве сейфа. Дома богатствохранить боялись, вдруг пожар или воры влезут, а на погосте милое дело нычку держать.Люди в прежние годы в бога верили, редко кто в склеп полезть решался!

Я хотела напомнить Нике, что почти все египетские пирамидыдостались современным ученым разграбленными. Вера в господа не останавливалаворов. Жадность, как правило, побеждает страх. Кое-кто предпочитает иметьнезаконную звонкую монету на этом свете, полагая, что наказания на том можновполне избежать. Но, глянув на Нику, я проглотила фразу.

– Насобирала? – воскликнула представительницасемьи «червей». – Тогда топай домой. Давай выведу за ворота, не ровен час,еще на кого из наших нарвешься.

Домой я прирулила, зевая так, что трещали челюсти. Не знаю,как вам, а мне просто необходимо спать как минимум десять часов в сутки. Ивообще, я самая настоящая сова, но переделанная в жаворонка, всю жизньвскакивающая волею судьбы очень рано. Жалкая птичка, которой нужно хлопатькрылышками за зарплату. Нет, неправильно, я не сова, я помесь ночной хищницы спевцом утра, потому что охотнее всего бы укладывалась под уютное, мягкоеодеяльце в девять вечера, а вылезала бы оттуда к полудню. Я очень, очень, оченьлюблю поспать, но жизнь складывается таким образом, что раньше чем в час ночидо кровати не добраться, а в семь утра уже трезвонит будильник.

Борясь с желанием мгновенно шлепнуться на подушку, я сварилазелье и нырнула в кровать. Только голова уютно устроилась на подушке, глазазакрылись, как: «Тр-р-р-р!» – заорал будильник. Я рывком села и толкнула Олега.

– Вставай.

– Да, спасибо. Хр-р-р…

– Немедленно вылезай.

– Я уже в ванной. Хр-р-р…

– Опоздаешь.

– Да, да. Хр-р-р…

Разозлившись, я со всего размаха пнула Куприна пяткой. Мужсел и потряс головой.

– Который час?

– Семь.

– Да, действительно пора.

Зевая и охая, супруг начал нашаривать тапочки. Я вновьумостилась под одеялом. Могу еще немного подремать, но тут начавшие былозакрываться глаза натолкнулись на кружечку, прикрытую крышкой, и весь сон мигомслетел с меня.

Вскочив на ноги, я схватила емкость с зельем и понеслась вванную комнату. Куприн с самым несчастным видом водил по лицу бритвой. Я сунулаему кружечку:

– Пей.

– Зачем?

– Надо.

– Это что?

– Ну… очень полезно! Витамины!

Олег отложил в сторону станок.

– Не хочу.

– Почему? Это вкусно.

– Противно выглядит.

– Очень прошу, ради меня.

– Там волосы плавают.

– Где?

– Вон, видишь?

– Ерунда, глотай.

– Ни за что!

Я посмотрела Олегу в глаза.

– Ты меня любишь?

– Ну… в общем… думаю… конечно.

– Тогда пей.

Куприн скривился, потом тяжело вздохнул и опрокинул одниммахом в себя зелье. Я, затаив дыхание, смотрела на мужа. И нтересно, результатбудет мгновенным или «лекарство» подействует лишь к вечеру?

Лицо Олега неожиданно вытянулось, глаза начали вылезать изорбит. Я испугалась, что он сейчас выплюнет снадобье, на приготовление которогобыло истрачено столько сил, и ткнула супруга под ребра.