— Мрачное средневековье, — констатировал Денис, тяжело вздыхая.

— Ты даже не представляешь насколько. Извини за то, что тебе пришлось выслушивать всё это.

— Да я по большей части и не разобрал ни черта, так что не парься.

Света скривила рот в подобии улыбки, и неловко поправила съехавшее платье, отводя глаза.

— Поехали ко мне, — предложил Денис, понимая, что деться бедняжке некуда, а с безумной мамашей дома сидеть будет невыносимо.

— Да что ты! Если я сейчас уйду куда-нибудь, она меня точно из дома выгонит.

— Хочешь сказать, она на это способна? — поразился Денис.

— Ещё как, — заверила Света, — завтра к врачу меня потащит, но её ждет разочарование. А так бы точно выставила, как пить дать.

Дениса ошеломила внезапная догадка. В современном мегаполисе не часто встретишь невинную барышню двадцати с лишком лет. Но одно дело, когда это сознательное решение, и совсем другое, кода тебя запугивают лишением крыши над головой.

— Ты хочешь сказать, что у тебя никогда не было мужчины? — решил убедиться в своем предположении Денис.

— Нет, — смущаясь, ответила Света, — ближе, чем ты, ко мне никто никогда не подходил. И, если честно, я рискнула бы всем, чтобы испытать это ещё раз, но только не сейчас. У матери слабое сердце, если я уйду и оставлю её сегодня одну, это может плохо кончиться.

— Она гнобит тебя и не даёт устроить личную жизнь из-за каких-то своих предрассудков, а ты… — Денис не договорил, его затопила волна гнева.

— Всё верно, но она моя мать. Я уже потеряла брата, не хочу лишиться последнего члена семьи.

— Света, ты не можешь жить в постоянном страхе от того, что тебя вышвырнут из дому как прокаженную. Ты не построишь своё счастье, пока будешь идти на поводу у матери. Это дикость — потакать её капризам. Ты понимаешь, что можешь остаться совсем одна, состариться вместе с ней и встретить свою смерть, так и не узнав, что такое любовь?

— Что такое любовь, я уже знаю, — тихо проговорила Света, опуская глаза.

— Ничего ты ещё не знаешь! — раздраженно ответил Денис, обуваясь и набрасывая куртку.

— Я пойму, если ты просто возьмёшь и исчезнешь, когда я предоставлю тебе информацию о Кулакове, — печально прошептала Света, еле сдерживая слёзы. — Никто не хочет иметь дело с моей матерью.

— Я и не собирался иметь с нею дела, только с тобой, — проговорил Денис уже в дверях. — Позвони мне завтра, хочу быть уверен, что тебя не выставили за порог.

Света кивнула, а он заметил краем глаза, как открывается дверь спальни и поспешил удалиться.

Гнусная выходила история, омерзительно-пошлая во всех отношениях. И действительно жаль было Светку, хотелось как-то помочь, хотя Денис и понимал, что, даже забрав её к себе, он проблемы не решит. Корни Светиных трудностей были столь глубоки и тесно переплетены, что выкорчевать их она вряд ли смогла бы. Слабая, лишенная защиты и опоры девочка приглянется разве что неуверенному в себе тирану. И пожалуй, это был её единственный способ сбежать от матери, потому что на действительно правильный поступок она не решится.

Денис гнал свою машину в уже сошедшую на город ночь. Зажжённые фонари и рекламные плакаты мелькали в свете фар, в магнитоле шипела песня Комарова о пути дурака, лихие гонщики обгоняли и подрезали его, а он всё думал о том, что все люди рабы обстоятельств, кто-то в большей степени кто-то в меньшей, но все же рабы.

Вечером следующего дня ему позвонила Света и попросила разрешения приехать.

— Мама на дежурстве, — пояснила она, — поэтому я могу позволить себе немного свободы.

Он встретил её у метро и повёл в ближайший ресторанчик, где они и просидели почти до полуночи. Денис читал в глазах девушки надежду на продолжение вечера, но чем откровеннее вырисовывалось в её взгляде желание, тем крепче становилась его уверенность в том, что иногда единственный способ оставаться джентльменом — это вести себя как черствый сухарь. Он сознательно игнорировал её намеки и недвусмысленные ужимки, решив для себя, что ни одна, даже самая великая, миссия или мечта не может быть важнее чести, жизни — да, но не чести.

Скорлупа его устоявшегося мировоззрения надтреснулась уже давно, и в образовавшиеся щели постоянно просачивались всё новые и новые откровения. А после вчерашних событий откуда-то извне неожиданно пришло понимание, что честь действительно важнее всего, даже жизни. И это было особенно странно, если взять во внимание тот факт, что обыкновенно он не задумывался о таких вещах, особенно вступая во взаимоотношения со слабым полом.

На фоне его теперешних стоических убеждений, молящие взгляды Светы выглядели невозможно удручающе. Она была разбита, вчерашняя история просто сокрушила её, и перед Денисом снова сидела поникшая, затравленная замухрышка с опущенными плечами. Ни блеска в глазах, ни пунцового румянца, даже подкрашенные ресницы и модное платье не спасали положения. Ему было не просто жаль Свету, будь это так, он утешил бы бедняжку, Денис испытывал к ней сострадание — удивительное и новое для него чувство.

Он видел её жизнь как блокнот с фотографиями, он понимал от чего ей так грустно и тяжело, к тому же осознавал, что будущее её обещает быть мрачнее настоящего. Она не в состоянии была справиться с существующими трудностями, которые наслаивались друг на друга, образуя стену меж ней и тем миром, в котором она хотела бы жить. Главная Светина беда заключалась в том, что она не верила в саму возможность сломать эту стену, поэтому та и продолжала расти, замуровывая несчастную девушку в камеру одиночника.

В сущности, людей подобных Свете, по Земле ходило несметное множество, они добровольно, а порой и с поразительным энтузиазмом возводили вокруг себя клетки, барьеры, и даже целые крепости, ограждающие их от счастья. Люди множили и полировали свои страхи, обиды, привязанности, не желая расставаться с этим грузом, потому как он был привычен и понятен.

Дениса такое положение вещей повергало в ужас. Сквозь увеличительную линзу вчерашних событий, он узрел всю абсурдность этих страхов и привязок. Конечно, он понимал, что для Светы съехать от матери и жить собственной головой — непосильная задача, и поэтому она приносит в жертву свободу. Но также он видел, что жертва эта гораздо увесистей тех лишений, которые она претерпела бы, уехав из родительского дома.

Все эти прозрения приоткрыли ему завесу и над его собственной жизнью. И то, что он увидел, пугало его, потому как, на самом деле, не отличался он от Светы ни на йоту. Он гонялся за призраками прошлого, воздвигал им памятники и нёс к их гранитным пьедесталам всё, что мог, включая достоинство, своё и чужое. Он был одержим идеей отмщения, отчего-то полагая, что она благородна, а значит, даёт ему право использовать других людей в борьбе за общечеловеческую справедливость.

Денис отчетливо увидел необходимость держать выбранную сторону, поэтому уже смирился с тем, что не получит от Светы помощи, когда она поймёт — он не тот, кто вырвет её из лап самодурки-матери, он не прекрасный принц, и конь у него ржавый.