Ровным счетом ничего не произошло – вроде бы. Тогда Смолин,ухватив припаянную на правом краю композиции ребристую головку от старинногобезмена, потянул ее на себя с немалым напряжением сил. Что-то скрежетнуло,что-то звякнуло…

Справа, у самого пола, вертикально откинулся наружу почтиправильный квадрат вагонки, целая секция в пять коротких выпуклых досточек,обнаружилась дверца заделанного в стену ящика, из хорошей спецстали – егоСмолину за смешные деньги смастерили в одном из шантарских НИИ, чьи работничкиот безденежья подрабатывали чем возможно. Лет двадцать пять назад за вынос измастерских и квадратного дюйма этой стали надолго сели бы, уже «по политике», ивыносившие, и Смолин, но с тех пор много воды утекло и многое поменялось…

Вот это и был настоящий тайник – ящик на полметра в глубину,с четырьмя полками, на которых аккуратными стопками лежали черные кляссеры и разнообразныекоробочки.

Присев на корточки, Смолин уверенно, по памяти вытянул невполне еще набитый, извлек из кармана пластиковый конвертик, из него – десятоктускловатых золотых монеток и привычно вставил их в прозрачные кармашки.Взвесил кляссер на руке, удовлетворенно хмыкнул. Это уже были не торговыесклады, а его личный пенсионный фонд: золото как было, так и остается наилучшимсредством помещения капитала, даже если произойдет некий катаклизм, зазолотишко можно будет приобрести что тушенку, что патроны…

Запер ящик, аккуратно поставил на место дощатый квадрат,загнал до упора головку безмена, трижды повернул ключик в скважине на триоборота по часовой стрелке. Проверил. Заперто надежно. Металлоискателем тайникни за что не возьмешь – слишком много металла вокруг, с этим именно умыслом иприсобаченного там и сям. Конечно, если будет серьезный шмон, когда вскрываютполовицы и отдирают все со стен… Но для такого нужны серьезнейшие поводы,которых он, будем надеяться, не давал и еще долго не даст…

Вышел, поднялся в мансарду, размером в добрую половинупервого этажа. Выглядело все живописно и впечатляюще: по стенам – штурвалыразного размера, подзорные трубы, корабельные часы, на полочках – шлюпочныекомпасы, секстаны, в углу – маленький, высотой человеку по колено якорь, вдругом – натуральный гарпун, полутораметровая металлическая стрелавнушительного вида. Деревянные идолы, малайские крисы, пучок стрел, африканскиемаски…

Все это так и досталось ему вместе с домом за умереннуюдоплату – поскольку у вдовы хозяина, перебиравшейся к сыну на Рязанщину,вызывало печальные воспоминания. Хозяином тут был отставной капитан дальнегоплаванья, оборудовавший себе в мансарде кабинет – совсем нестарый был мужичок,всего-то шестидесяти двух, рассчитывал тут обитать долго и счастливо, но вотподи ж ты, через полтора года сухопутной жизни его инсульт и стукнул, убойно.

Смолин подумывал иногда, что произошло это от перехода наотставное положение – такое сплошь и рядом случается, богатырем был человек,орлом выступал, глядел соколом, а вот поди ж ты, стоило угодить в пенсионеры,как и сгорел в одночасье… Ему самому, пожалуй, подобный сбой ни за что негрозил: торговец антиквариатом в чем-то сродни людям творческих профессий,потому что, как и они, ремеслом своим занимается до упора, пока не явитсяженщина с косой (но не Юля Тимошенко). Шевалье, например, восьмой десятокразменял, но не думает ни дряхлеть, ни помирать, поскольку по-прежнему приделе. Или взять Кащея. Да мало ли…

Он достал из шкафчика бутылку, серебряный стакан (не Фабер,конечно, но все же хорошая питерская работа времен государя Александра II),наплескал до половины «Хеннесси» (не самого элитного, но уж безусловно непаленки), выдохнул воздух и жахнул единым глотком.

Посидел, закрыв глаза, переждал приятный ожог в желудке ирванувшуюся вверх по горлу волну. Сжевал конфетку, закурил. Прислушался кощущениям. Не то чтобы отпустило совсем, но душа явственно отмякла, медленнонаплывало легонькое умиротворение, расслабленность, благодушие…

За окном – высоким, полукруглым, разделенным натроевертикальными черными планками – простиралась та самая живописнейшая панорама:пологий склон, застроенный ухоженными домиками с редкими вкраплениями настоящихособняков, далее – медленно текущая серая гладь Шантары чуть ли не в трикилометра шириной, за рекой урбанистическое левобережье, а совсем уж далеко –сопка с часовней, за которой виднелась только сизая закатная полумгла.Благодать, подумал он лениво. Как будто ни сложностей нет, ни дурацких законов,ни ментов, ни алчных конкурентов… В отшельники бы податься, избушку поблизостипостроить и жить затворником… Как же! В жизни с тобой, дружище, подобногокошмара не произойдет, от тоски сдохнешь, как бывший хозяин мансарды…

Он налил еще полстакана, но пить не торопился. Посмотрел вправо– там, на невысоком шкафчике из какого-то экзотического, темно-розового дерева,сработанном явно по другую сторону экватора, стоял тот самый череп скифскоговождя.

Приподняв стакан, Смолин сказал негромко и серьезно:

– Ну, мужик, за нас с тобой…

И жахнул, до донышка. Интересная вещь с ним произошла: онвдруг понял, что расстаться с вождем решительно не в со стоянии. Не способенего толкнуть за какую-то пошлую тысчонку баксов. Чем-то эта штука (ну неназывать же ее «вещью», «предметом»?) отличалась от обычного антиквариата.

Крутой был мужичок в той, невообразимо давней жизни, потомутаким макаром и убивали. Надо полагать, по жизни шагал, будто гвозди забивал,не прогибался, не трусил, не дешевил… наподобие самого Смолина, которыйсупременом себя уж безусловно не считал, но жизнь прожил, думается, правильно.Не зря же, как заверял Гонзиц, правильные скифские ребята черепа таких вотуважаемых сограждан держали дома на почетном месте, чтоб оберегали дом,хозяйство, чад с домочадцами, да и самого хозяина. Может, и есть в этом тасамая сермяжная правда? Так что оставаться Вождю здесь, решено…

– Уживемся? – спросил Смолин негромко.

Вождь, как и следовало ожидать, загадочно таращился на негопустыми глазницами и прилежно безмолвствовал. Уживемся, подумал Смолин. Коли ужу вас так было принято, ты и на меня не обидишься, я ж к тебе с полнымуважением, потому как…

Мобильник ожил, мелодично урезая «Прекрасное далёко» –мелодию для звонков левых, не значившихся в «Контактах». Проворно его сцапав состола, Смолин увидел незнакомый, но определенно мобильный номер, не раздумывая,нажал кнопочку с зеленой телефонной трубкой, уже малость стершейся.

– Василий Яковлевич?

Женского голоса он сразу опознать не смог. Ответил:

– Есть такой…

– Это Маргарита Бессмертных… Помните?

– Кто ж способен забыть такую женщину… – сказалСмолин расслабленно.

– Мы можем с вами сегодня встретиться? Вы не заняты?

– Как вам сказать… – протянул Смолин.

Мысль, хоть и чуточку оглушенная алкоголем, вновь заработалачетко, с обычной хваткой. Кажется, он в красотке не ошибся: оказалась умнее ипрактичнее своего драного плясуна-певуна, конечно, визиточку в мусор невыкинула, а приберегла, дождалась подходящего момента, какие-нибудь светлыеидейки собирается преподнести… но вот какие у нее могут быть идейки?Поклянется, что непременно постарается дожать муженька… что еще она способнасказать? Вот только не стоят такие откровения того, чтобы срываться с места,переться за тридевять земель, тем более когда в нем сидит добрый стаканконьячку. До завтра подождут этакие откровения, не горит. Или…