— Не знаю. Говорят, сын похож. Трудно сказать. А что вылюбите делать — в нормальной жизни?

Она опять улыбнулась:

— Люблю плавать. Люблю гулять пешком, ездитькуда-нибудь. Люблю музыку. Когда-то занималась живописью, но уже много лет неприкасаюсь к краскам. — Точнее говоря, после клиники. Но этого она несказала. — Люблю все то, что мы с Тедди делали… — Любой разговор неизбежноприходит к этой теме, потому что на самом деле только об этом она идумает. — Мы ходили с ним на «Белоснежку»… Как раз в тот день…

— Я знаю, — прервал ее Тейлор. Мариэлла кивнула.Ей стало грустно. Он накрыл ладонью ее руку. Она посмотрела на него, непонимая, почему он так добр к ней, и благодаря его за это. Он умел оказатьсярядом каждый раз, когда было нужно. — Мариэлла… — проговорил он почтибеззвучно и вдруг, не сказав больше ни слова, нагнулся к ней и поцеловал. Еетело невольно подалось к нему, он обнял ее и прижал к себе, а она подумала только,какой он сильный и добрый, и как ей хорошо. Потом он отпрянул, и оба снекоторым удивлением посмотрели друг на друга.

— Не знаю, что вам сказать… Только то, что вы так многодля меня значите… Не знаю, смогла бы я все это пережить без вас…

— Я хочу быть с вами рядом…

Он хотел большего, но не знал, как сказать об этом. Поэтомуон молча отстранился от нее, не понимая, что он только что сделал и почему. Ноон был уверен, что сделал то, что нужно. Он мог дать ей то, чего у нее не было,и не было уже долгие годы — любовь. И еще в одном Джон не сомневался: МалкольмПаттерсон недостоин ее. А Мариэлла смотрела на него, и такой умиротворенной онне видел ее никогда. Потом она взяла его руку и поцеловала ее с нежностью иблагодарностью.

— Вы любите жену?

Это не простое любопытство, ей необходимо знать. Она хочетузнать его ближе. А он обязательно должен быть честен с ней. Поколебавшисьсекунду, он кивнул.

— Значит, ей повезло.

Джон Тейлор не хотел говорить с Мариэллой о жене.

— С той самой ночи, когда мы встретились, я думаютолько о вас. И уже тогда больше всего на свете мне хотелось вас обнять.

Они долго и внимательно смотрели друг на друга. Каждый знал,что в эти минуты чувствует другой. Они теперь не нуждались в словах. Онинуждались друг в друге. И обоим было ясно, что он может потерять работу… И ещеего жена… Но это его сейчас не беспокоило. Он хотел только быть рядом с ней,заботиться о ней и защищать ее так, как никто не заботился и не защищал донего. И Мариэллу тянуло к нему, хотя она представить себе не могла, что изэтого может выйти. Они оба несвободные люди, и неважно, счастливы ли они, акаким бы человеком ни был Малкольм, она не может оставить его теперь, когда онипотеряли Тедди.

— Что с нами будет? — тихо спросила она.

— А чего бы тебе хотелось, Мариэлла?

— Не знаю. — Ей опять стало не по себе. Она нехотела причинять горе ни Джону, ни его жене, ни даже Малкольму.

Джон коснулся ее шелковистых каштановых волос. Он-то готовоставить Дебби ради новой любви, но если он скажет об этом Мариэлле, онаиспугается и почувствует себя виноватой. Она нужна ему, но нельзя обещать и неисполнить. Но он очень хочет помочь ей, поддержать и дать то, чего у нее небыло в жизни. Он хочет ее всю… душу… жизнь… ее тело…

— У тебя не так много было светлых дней в жизни, —сказал он с виноватой улыбкой. Никогда ни в чьих глазах она не видела столькоучастия.

— Нет, я бы так не сказала. С Тедди было хорошо… Атеперь вы… Наверное, так все и должно быть — несколько лет… несколько месяцев…или несколько дней… — Два коротких года у нее был Андре. Три года — Чарльз.Четыре года — Тедди. Может быть — это все… Отныне — ничего, никогда.

— Немного же тебе надо…

— У меня нет выбора.

Она посмотрела ему в глаза, а он опять наклонился к ней ипоцеловал. У него перехватило дыхание, и он испугался, что не сможет дольшесдерживать себя.

— Хочу, чтоб ты была счастлива, — жарко прошепталон, но она ответила ему печальным взглядом. За эти минуты он подарил ейогромную радость, но она не имеет на нее никакого права. Она хотела, чтобы онэто понял. Ей нужно только, чтобы Тедди нашли.

— Такое страшное сейчас время… — проговорила она.

— Я знаю.

Он задержал ее руку в своей. Может, когда-нибудь… Онсодрогнулся при мысли о том, что с ней будет, если мальчика не найдут или женайдут мертвое тело.

— Мужайся, Мариэлла. — Она будет мужественной,здесь не нужны советы. — Я помогу тебе. — А хочет ли она, чтобы онпомог? — Мариэлла, почему тебе ничего не нужно? Почему ты всегда таксдержанна?

Кажется, он нащупал путь к разгадке. Потому ее все иненавидят, что ей ни от кого ничего не нужно, что она только отдает и ничего неждет взамен, все они чувствуют, что безразличны ей. Она слишком правильная,всепрощающая, непорочная, бесконечно готова терпеть боль, которую они ейпричиняют.

— Не будь настолько святой. Даже со мной, Мариэлла. Ненадо.

Он вновь поцеловал ее, и на этот раз она ответила страстнымпоцелуем, и только через какое-то время опомнилась, отстранилась и посмотрелана него с улыбкой. От этой улыбки его сердце забилось вдвое сильнее. Она веласебя точно так же, как прежде, но теперь наряду с достоинством в ней быластрасть, и Джон сходил от нее с ума.

— Если мы не сдержим себя, нам потом будет очень трудножить, — сказала она так, как будто знала, что именно может произойти.

— По-моему, именно этого я и хочу, — хриплоответил он.

Она знала, что сама она этого хочет. Три года она не зналамужской любви, а сильное, напряженное тело Джона так призывно звало ее… Но обапонимали, что сейчас ни к чему лишние осложнения и трудности.

— Когда дело будет закончено, нам с вами нужно будетсерьезно поговорить, миссис Паттерсон. Я не умею предсказывать будущее, нознаю, что с крючка вы у меня так легко не сорветесь.

Мысль о том, что Мариэлла никогда не будет с ним, была дляДжона непереносима. Только встретив Мариэллу в первый раз, он смутнопочувствовал, что его жизнь может круто перемениться. Но теперь на нем лежалдолг найти ее сына, а если это невозможно, то он должен хотя бы помочь ейпройти через судебное разбирательство и добиться осуждения Чарльза Делони.

Мариэлла предложила Джону перекусить перед уходом, но онотказался.

— Мне надо ехать в управление, — сказал он, нескрывая сожаления. Он редко приходил домой раньше десяти. Скорее всего потому,что не хотел. Мариэлле он сказал, что любит жену, и так оно, может быть, и былокогда-то. По правде говоря, детей он любил гораздо больше, и они с женой жиливместе именно из любви к детям и по религиозным соображениям. — Завтра япозвоню, — сказал он шепотом.