Ей страстно хотелось узнать, кто он такой на самом деле, носпросить она не рискнула. Если Роберт действительно связан с мафией, Верлецкийуйдет от ответа или соврет. А если не связан, то сделать он все равно ничего несможет. Она была уверена, что никто в мире не способен противостоятьпотусторонним силам. Впрочем, стражи правопорядка, вероятно, и смогли бывмешаться, но у них и «поэтусторонних» дел хватает., — Какая тебе разница,как я зарабатываю деньги? — спросил Верлецкий. — Мы же не собираемсяидти под венец.

Инга решила, что она еще повременит с замужеством. Хотя…Надо все-таки сначала поужинать с Треопаловым, а потом уж зарекаться. Оназакрыла глаза и стала вспоминать, как он ее поцеловал.

И, несмотря на пережитый ужас, сладко заснула.

— Значит, ты не считаешь, что я сошла с ума? — вдесятый раз спросила Инга у Верлецкого, который вез ее в своем «Вольво» загород. С утра шел противный мелкий дождь, прореженный снежинками, и Валерийпочти не разговаривал, целиком сосредоточившись на дороге.

— С тобой все в порядке, — отрезал он. —Прекрати паниковать.

— Тогда что все это значит? — возмущенно спросилаона, имея в виду последние события.

— Насчет говорящей собаки ничего сказать не могу, авсему остальному можно найти другое — разумное! — объяснение. Задействуйсвой интеллект.

Однако Инга была слишком расстроена, чтобы обращаться кразуму.

— Такое впечатление, что тебе все равно!

Верлецкий поглядел на нее удивленно:

— Я же прислал Роберта. Он во всем разберется.

— А кто он такой, этот Роберт? — сорвался-таки унее с языка вопрос.

— Он разве ничего не сказал?

— Ни полслова.

— Значит, не хочет, чтобы ты знала. Толькорасстроишься.

«Выходит, Воронов — действительно бандит или работает намафию! — ужаснулась Инга. — В хорошенькую историку я влипла». Еедушевные страдания прервал голос Верлецкого:

— Мы приехали.

Дом оказался большим и красивым. В юности Инга мечтала, чтокогда-нибудь поселится в таком же, только на берегу океана. Однако под окнами уВерлецкого был лес, подступивший к низкому забору.

— А к вам никто не залезает? — удивиласьона. — Зимой, когда никого нет?

— Здесь всегда кто-нибудь есть, — хмыкнулон. — У меня куча родственников. Кроме того, в доме постоянно живетэкономка с мужем и двумя лабрадорами. Они тоже мои дальние родственники.

«Лабрадоры?» — хотела переспросить Инга. Несмотря на то чтоВерлецкий был покладист и даже протянул ей руку помощи в трудную минуту, онаощущала в нем что-то хищное. Опасное, как в собаке, которая нежится на коврикекверху брюхом, но только до тех пор, пока не услышит шаги постороннего.«Вероятно, он все-таки не любил Веронику, — пронеслось у нее вголове. — Иначе сейчас сильно страдал бы. А меня так просто и видеть бы немог».

В доме действительно оказалось много народу.

— О-о-о! — раздался нестройный хор голосов, когдаони появились в прихожей.

Родственники выходили из гостиной, из библиотеки, потомповалили из кухни — всем хотелось посмотреть на будущую жену их любимогоВалерика. Он вытолкнул Ингу впереди сказал:

— Познакомьтесь, вот моя невеста, Инга.

После чего все сразу замолчали, на лицах появилось легкоеобалдение, и тут откуда-то сбоку раздался растерянный голос тетки Марфы:

— А я думала… Я же видела… Вероника…

— Вероника была моей девушкой.., некоторое времяназад, — поспешно объяснил Верлецкий. — Но женюсь я на этой. Инга,познакомься, вот моя мама. А это Отто.

И он подвел ее к статной женщине с волнистыми волосами, заколотыминаверху, как у гречанки.

— Татьяна, — улыбнулась женщина и, приобняв,поцеловала Ингу куда-то в ухо душистым поцелуем.

Она была в красивом брючном костюме и выглядела молодо. Оттотоже молодился. Откляченный зад и круглое брюшко делали его похожим на морскогоконька. Залысины выгрызли яз белесой шевелюры значительные куски, но ойдержался бодро, словно только что отметил сорокалетие.

— Отто, — с удовольствием представился он, сразуже обозначив свое иностранное происхождение горловым «о», выкатившимся изо рта.Взял ее руку и с ожесточением потряс.

И немедленно все родственники набросились на нее, точнопчелы на цветную липу. Ингу тискали, вертели из стороны в сторону, целовали,желали ей счастья, давали напутствия и все в том же духе. Потом появилисьвозбужденные лабрадоры, и Инга с трудом удержалась, чтобы не забраться налюстру. Пришлось пережить и это знакомство тоже, и только после уже ееповолокли в столовую, где пресловутая экономка с мужем накрывали на стол.

По гостиной растекались упоительные запахи, и Инга поняла,как сильно проголодалась. Последней нормальной едой была яичница,приготовленная все тем же Верлецким.

— Извините, деточка, — подошла к ней расстроеннаяМарфа. — В тот злополучный день, когда умерла Анфиса, я подумала, что выневеста ее племянника. Наверное, я сдуру все перепутала…

Лицо Инги неожиданно вытянулось. Она посмотрела в стенуневидящим взглядом и пробормотала:

— Что вы сейчас сказали?

— Я сказала…, — растерялась Марфа, и ее двойнойподбородок подпрыгнул от огорчения, — что когда умерла Анфиса…

— Почему вы сказали — Анфиса, а не, допустим, «мояподруга»? — пристала к ней Инга, дрожа от возбуждения.

— Ну… Почему-почему? Потому что тут все отлично знают,что Анфиса была моей подругой. И вы тоже в курсе!

— Тебе что-то пришло в голову? — тихо спросилВерлецкий, наклонившись к самому уху Инги. — И это «что-то» касаетсяотравления?

— Нет, — она покачала головой и сжала губы вжесткую линию. — Мне пришло в голову кое-что относительно моей новойработы.

— Физкультурного клуба? — удивилсяВерлецкий. — Интересно, что? Расскажешь?

— Мне пока нечего сказать. Это так, ассоциации.

— Не бросайся ассоциациями, — посоветовалон. — С их помощью сыщики расследуют самые запутанные преступления.

— Я не хочу быть сыщиком, — быстро ответилаИнга. — Я боюсь.

— Понимаю тебя, — кивнул он. — Кстати, насуже просят к столу, — На меня будут глазеть твои дядюшки и тетушки и этирозовые кузины, похожие на овечек.

Я уже не говорю о твоей матери. Я не могу так! Чем-нибудьподавлюсь.

— Я тебя спасу, — пообещал он. — Главное,улыбайся мне, чтобы все видели, как ты меня любишь. Это сразу же сделает моюмать твоей союзницей.