А как обстояло дело с солнцем, ветром и т. п. явлениями природа в языческой мифологии? Вспомним, как Ярославна в «Слове о полку Игореве» обращается к ветру и солнцу:

«Ярославна рано поутру плачет в Путивле на стене зубчатой, причитая: “О ветер-Ветрило! Зачем, господин, навстречу веешь? Зачем наносишь стрелы хиновцев на своих лёгких крылах на воинов моего милого? Мало ли тебе было в вышине под облаками веять, лелеять корабли на синем море? Зачем, господин, моё веселие по степи ковыльной развеял?” […] Ярославна рано поутру плачет в Путивле на стене зубчатой, причитая: “Светлое и пресветлое Солнце! Для всех тепло и красно ты! Зачем, господин, простёр свои лучи на воинов милого; в степи безводной зноем им луки повёл, горем им колчаны заплёл?”» (Хрестоматия по древнерусской литературе. Сост. М. Е. Фёдорова, Т. А. Сумникова. М., 1994. С. 57).

Обращаясь к ветру и солнцу, Ярославна верит в то, что они её слышат. Они для неё подобны живым существам. Но при этом они для неё божественны.

Другая ситуация с солнцем и месяцем в сказке «Солнце, месяц и Ворон Воронович». Как сказочники, так и их слушатели понимают, что солнце и месяц как живые существа в действительности не существуют. Они для них – плод сказочного воображения, а не мифологические персонажи, в существование которых верят религиозные люди.

Читая сказку, о которой идёт речь, мы оказываемся не в мифологическом, а в сказочном мире. Приведу здесь лишь один эпизод из этой сказки:

«Пришёл старик домой, сказал старшей дочери:

– Оденься хорошенько да выйди на крылечко.

Она оделась, вышла на крылечко; Солнце и утащило её.

Средней дочери также велел одеться хорошенько и выйти на крылечко. Она оделась и вышла; Месяц схватил и утащил вторую дочь» (РНС. С. 356).

Ещё большей демифологизации и фееризации подверглись в сказках низшие духи славянского язычества – леший, домовой, водяной и т. п. В сказке «Королевич и его дядька» изображён леший. Но он выглядит вовсе не как мифологический персонаж, а как сказочный персонаж. Правда, некоторые отголоски из его мифологического прошлого мы в нём можем обнаружить. Они связаны с его былым могуществом. Оно выражено, в частности, в том, что его дочери дарят королевичу скатерть-самобранку, волшебное зеркальце и чудесную дудку. Мы видим перед собою типичные сказочные предметы.

Но могущество лешего в сказке явно не так безгранично, как в мифологии. С ним очень легко справляется король. Он ловит его и заковывает в железный столб. Только благодаря королевичу он получает свободу.

Как откровенная насмешка над верой в домового звучит сказочка «Иванушка и домовой»:

«Иванушка ходил в лаптях. Заходит он в свою избу. Матери дома не было. Услыхал – кто-то в избе пыхтит. Испугался он, дверями хлопнул и побежал. У него оборка от лаптя на ноге развязалась. Прищемило её в дверях, он и упал. И закричал:

– Батюшки! Спасите! Домовой меня держит!

Прибежали соседи, подняли Иванушку, а он чуть жив. И тут разобрали, в чём дело: испугался он лаптя на своей ноге, оборки и квашни. То-то смеху было!» (РНС. С. 504).

Если вера в реальное существование леших, домовых и т. п. мифологических персонажей в сказках по существу полностью утрачена, то вера в существование ведьм и колдунов в них оказалась более живучей.

В сказке «Арысь-поле» ведьма превращает свою падчерицу в зверя, а в сказке «Ведьма и Солнцева сестра» ведьма – злобная людоедка. Она съедает своих родителей и пытается съесть своего двенадцатилетнего брата Ивана-царевича. С великим трудом он спасается от её погони. Ему помогают в этом говорящий мышонок и Вертодуб. Вот как действовал Вертодуб:

«Понеслась она ещё быстрее… вот уж близко! Вертодуб угадал, что царевич от сестры спасается, и давай вырывать дубы да валить на дорогу – целую гору накидал! Нет ведьме проходу! Стала она путь прочищать, грызла, грызла, насилу продралась, а Иван-царевич уж далеко. Бросилась догонять, гнала, гнала, ещё немножко… и уйти нельзя! Вертогор увидал ведьму, ухватился за самую высокую гору и повернул её как раз на дорогу, а на ту гору поставил другую. Пока ведьма карабкалась да лезла, Иван-царевич ехал да ехал и далеко очутился» (РНС. С. 186–187).

Пословиц, связанных с язычеством, до нашего времени дошло очень мало:

Домовой тешится, леший заводит, а водяной топит; Леший пошутит – домой не пустит; водяной пошутит – утопит; Дом домом, а домовой даром; Домовой лешему ворог; Лес без лешего не стоит; В лесу жить – лешим слыть; В лесу леший, а дома мачеха.

Христианство

Демифологизации в сказках подвергаются не только языческие персонажи, но и христианские. Сказка «С того свету выходец» замахнулась на фееризацию самого бога. Он демифологизирован и изображён в сказочном духе.

Главный герой этой сказки – солдат-обманщик. Он выдаёт себя чересчур доверчивой старухе за выходца с того света, где он якобы встречался с её покойным сыном. Между ним и этой старухой происходит такой диалог:

– Здравствуй, бабушка!

– Кормилец, откуда ты?

– Я с того свету выходец.

– А мой сынок? В Егорьев день его хоронили. Может, видел?

– Видел, бабушка! Твой сын у бога коров пасёт, да коровушку потерял: вот бог у него двадцать пять рублей требует, а где он возьмёт?

– Вот у меня, – говорит старуха, – двадцать рублей есть, а больше нет. У меня в этом сундуке много денег, да хозяина нет…

– Бабушка, бог не мужик, попросим, за пятёркой не погонится. Давай сюда!

– Сапоги его ещё возьми… снаряды все…

– Возьму, бабушка, всё снесу! (РНС. С. 519).

Иисус Христос демифологизируется в сказке «Волк-дурень». Его фееризация осуществляется за счёт сказочного контекста. В качестве его просителя в сказке выступает волк. Он изображён как типичный персонаж из сказок о животных – чересчур доверчивый и неудачливый.

Сначала волк обращается к Христу с такими словами: «Господи! Мне есть хочется!» (Аф. С. 42). Христос ему отвечает: «Поди, съешь кобылу» (там же). Съесть кобылу волку не удаётся. Чересчур он доверчивый. Кобыла попросила его стать сзади да так треснула его по зубам своими копытами, что тот еле жив остался.

Волк обращается к Христу во второй раз. «Ступай, – говорит Христос, – съешь барана» (там же). Баран, как и кобыла, обманывает доверчивого волка. Пообещал сам ему запрыгнуть в рот, разбежавшись с горы, а сам ударил его своим бараньим лбом и был таков.

В третий раз обращается волк кХристу. Тот отвечает: «Поди, съешь портного» (там же). Но и с портным у волка