Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А она чувствовала, что у нее уже увлажнилась кожа – так горячо Клим дышал на ее ноги через материал, прижимаясь уже не к коленям, а выше. Если б он ощутил эту влагу, то мог бы принять ее за признак нетерпения, и тогда его уже не остановить… Зина безразлично подумала, что нужно отодвинуться, встать, совсем уйти от него, но даже не шелохнулась. В животе у нее, то пронзительно натягиваясь, то растекаясь толчками, накапливалось наслаждение, и Зина просто не находила в себе сил прервать его.
Внезапно Клим поднял лицо – тоже мокрое, бессмысленное и счастливое, но она снова прижала его, даже не задумавшись, что делает. Он стал целовать ее прямо через платье, а рука его все же забралась под него, и Клим вздрогнул, коснувшись горячей влажной кожи. На мгновенье его потемневшие, безумные глаза возникли перед ней, но Зина только жалобно выдохнула:
– Нельзя…
Но он не успел даже ответить, потому что до кабинета долетел пронзительный крик. Не помня голоса, Клим почему-то сразу понял, что кричит Тоня, и тревога отрезвила его, как ледяная струя. Зина вскочила, наспех поправив платье и волосы, и взглянув на него, пробормотала:
– О господи, на кого мы похожи!
Клим не стал выяснять на кого. Он уже бежал к актовому залу, где оставил детей. Зина была рядом, и они то и дело сталкивались плечами. Еще из коридора он увидел, как девочка яростно отбивается от Ворона, со знакомой ухмылкой хватающего ее. Остальные мальчишки скакали вокруг и хохотали, а никого из стражей порядка уже и в помине не было. Клим ворвался в зал, едва не сбив с ног Жоржика, который бросился за помощью, и с разбега ударил Ворона. Тот отлетел к сцене и сильно стукнулся головой. Но Клима это даже не взволновало, хотя милиция уже была тут как тут.
– Ты, грязный подонок! – заорал он, закрыв собой Тоню, хотя никакой угрозы уже не было. – Скоты вы паршивые! Эти люди принесли в вашу смрадную жизнь хоть капельку света, а вы и его ухитрились… за… загадить.
Тишина тяжело повисла на нем, заставив бессильно опустить руки. Мальчишка у сцены, бороздя подошвами, подобрал колени и спрятал разбитое лицо. Клим обвел взглядом другие лица, не решаясь взглянуть на Зину, и увидел восхищенные глаза Жоржика. Они блестели, как черные маслины, которые Клим так любил, хотя и редко себе позволял.
«Вот это здорово! – кричали ему эти глаза. – Так с ними и надо!»
«Нет, так не надо, – мысленно возразил Клим. – Но так получилось…»
– Доктор, да он просто придуривался, чего она так перепугалась? – хлюпнув в тишине носом, спросила Света.
– Нужно соображать, с кем имеешь дело, – жестко ответил Клим, обращаясь уже к Ворону, который быстро, сердито поглядывал на него, не поднимая головы. – Есть сотни девчонок, которым это понравилось бы. Потому что… Вспомни, о чем мы говорили сегодня! Это их уровень. И твой, раз ты так себя подаешь. А эта девочка, – он осторожно опустил руку на подрагивающее Тонино плечо, – намного выше тебя. Разве ты сам этого не чувствуешь?
Не отозвавшись, Ворон отвернулся и кулаком вытер окровавленный нос. Клим безжалостно продолжил:
– Если ты хочешь такую девочку, то должен подняться до нее, а не стаскивать ее вниз… Только у тебя все равно ничего не выйдет.
– Почему это? – внезапно заговорил Ворон.
– Кишка тонка.
– Чего?!
– Что слышал. У тебя смелости не хватит сделать вверх хоть один шаг.
Мальчишка с вызовом крикнул, выпрямившись:
– А может, хватит! Вы-то откуда знаете…
Он начал подниматься, стараясь ни на кого не смотреть. Проверив пальцем, не бежит ли кровь, Ворон метнул в доктора ненавидящий взгляд, шумно выдохнул и вдруг сказал:
– Извини… Тоня.
– Я больше не сержусь, – произнесла она тоненьким голосом, неожиданно рассмешившим Клима.
Ему сразу стало легко и весело, как в те минуты, когда шел капустник. Будто только что представленная сцена была последним его актом, и все было продумано заранее. Он наконец решился и посмотрел на Зину, а она, ахнув, звонко всплеснула руками:
– Клим! Я совсем забыла! Мы же торт принесли. Он в холодильнике…
Глава 11
Впервые Зина приближалась к своему дворцу, не испытывая желания ускорить шаг и взбежать по трем невысоким ступеням, ведущим к колоннаде. Она привыкла думать именно так: «мой», «наш дворец». Не выросшая в ней девочка тешилась этой мыслью: «Я живу во дворце с прекрасным принцем». Лучше этого ничего и представить было нельзя…
Когда Иван впервые ввел ее в этот дворец (конечно, в сопровождении матери), им обоим было по пять лет, и они были дружны, словно Кай и Герда. Зина не сомневалась, что и теперь бросилась бы спасать его сквозь льды и пургу, если б опасность грозила ему извне. Но она не представляла, как защитить Ивана от него же самого.
Она еще помнила того высокого, улыбчивого мальчика, который забрал ее в сказку прямо из «стандарта» – ветхого засыпного барака. И знала, что любая девочка в их переулке мечтала оказаться на ее месте. Тогда никто и представить не мог, что этот подросший принц однажды приведет и поселит в своем дворце шайку разбойников и вдобавок захочет стать одним из них.
Зина уже давно поняла, что сказка кончилась, не так уж она была наивна, но все цеплялась за иллюзию, ведь та срослась с ее жизнью так крепко, что оторвать можно было лишь с кровью. И это тянулось и тянулось, как путаная тропинка в лесу, что водит человека по кругу, а он все надеется выйти к свету…
Но сегодня Зина оглядела потрескавшийся фронтон как-то по-новому – беспристрастным взглядом постороннего, и нашла, что все эти провинциальные дворцы культуры так жалки и нелепы в своем подражании греческим образцам, что лучше бы их совсем не было.
«Это тоже игра, – эта мысль оказалась тягостной, хотя именно игра составляла основу ее жизни. – Все не по-настоящему. Мы все только изображаем из себя что-то. И дворец тоже… Мы изображаем даже любовь, хотя в ней-то притворство преступно. А настоящее – где оно?»
Перед ней тотчас возникло раскрасневшееся лицо Клима, готового и заплакать, и засмеяться. И поцеловать, и ударить… «Не меня!» – тотчас добавляла Зина, и это было правдой. Но в той же степени было правдой и то, что он ударил мальчишку именно из-за нее. Это она довела все внутри Клима до кипения, и в