Не став препираться, Иессен отправил механиков посмотреть, что в трюмах того самого запретного парохода. А когда выяснилось, что там хороший австралийский уголь да вдобавок и бригада грузчиков квартирует, просто распорядился швартоваться к нему бортами и немедля приступить к бункеровке. Сам же со штабом занялся предварительным составлением плана.

Тут сразу стало ясно, что к плаванию в заливе Броутона отряд не готов. Не оказалось в наличии подробных карт наших новых оборонительных минных заграждений у Порта Шестакова и Гензана, так же как и карт с глубинами моря в разведанных районах стоянки японских пароходов и уже известных фарватеров между японскими заграждениями. Без них Иессен выходить в море категорически отказывался.

В ответ на запрос сначала в пост Посьет, а потом даже и во Владивосток о срочном предоставлении требуемых документов крепостными минными ротами, находившимися в подчинении начальника Посьетского отряда генерал-майора Щупинского[5], был получен лишь изрядный фитиль от штаба флота. В крепости, не зная всей ситуации, посчитали причины задержки не существенными и требовали немедленного выдвижения.

Тем не менее Иессен покинул гавань только после того, как командир минной роты залива Посьет под дулом личного маузера контр-адмирала выдал наконец хотя бы требуемые схемы наших заграждений. После этого самого командира береговых минеров, так же как и всех его офицеров, обвиненных в саботаже и пособничестве врагу, по приказу начальника отряда малых броненосцев арестовали и заперли в амбаре, продолжив изучение содержимого штабного сейфа. Ворох накладных и прочих бухгалтерских документов сразу изъяли, отправив под охраной на «Ушакова».

Попутно среди прочих бумаг в штабе крепостной минной роты Посьета были найдены копии карт залива Броутона, составленных еще крейсером «Нахимов» в предвоенных плаваниях. На них глубины у побережья были проставлены вплоть до Гензана. Хотя разметка шла узкими линиями, не давая полного представления о подводном рельефе, это было хоть что-то.

Понимая, что откладывать выход дальше уже нельзя, капитан второго ранга Похвистнев, после разоружения подчиненного ему броненосца «Адмирал Сенявин» исполнявший обязанности флаг-офицера и начштаба Иессена, все же смог уговорить своего начальника отряда, плотно закусившего удила, отложить перевоспитание закисших генералов-тыловиков и их прихлебателей на потом.

Строптивый адмирал вывел подчиненные ему отряды из Рейда Паллада только в начале девятого часа вечера, сразу, как броненосцы и эсминцы закончили приемку топлива и котельной воды. К тому времени заметно стемнело, а вершину горы Туманная на полуострове Гамова почти полностью закрыло облако с рваными краями, что, в сочетании с юго-восточным ветром, являлось верным признаком приближающегося тумана.

Светосигнальной связью ни береговые посты, ни сами броненосцы не пользовались из соображений скрытности. Благодаря этому на них так и не узнали, что спустя менее одного часа после их ухода связавшийся с Посьетом из Владивостока по телеграфу командующий флотом вице-адмирал Бирилев, уже прекрасно осведомленный о «пьяной выходке» Иессена, приказал арестовать смутьяна и дебошира с орлами на погонах. Вдогон послали даже катер, но он быстро вернулся ни с чем.

Перед выходом предусмотрительный Карл Петрович на всякий случай принял на борт в качестве лоцманов трех корейских рыбаков и одного норвежского шкипера с китобойной шхуны купца Кайзерлинга, которых разыскали в Посьете[6]. Они хорошо знали залив Броутона, поскольку постоянно ходили туда на промысел либо сдавали добычу в Гензане, так что навигационные проблемы более-менее разрешились. К тому же вернувшиеся с обеспечения выхода конвоя эсминцы Андржиевского доставили пленных японских моряков с потопленного вспомогательного крейсера. Специального переводчика на отряде не было, но норвежец и один из корейцев понимали по-японски, так что надеялись прояснить еще хотя бы что-то по ходу дела.

В густом тумане и сплошной тьме безлунной ночи броненосцы береговой обороны и эсминцы шли по счислению одной колонной со свешенными с кормы туманными буями, держась подальше от берега. Дать большой ход, чтобы наверстать потерянное время, возможности не было из-за риска потерять друг друга или столкнуться, поэтому до рассвета двигались вперед экономическим ходом. Только когда начало светать, наконец вышли из плотного туманного шлейфа.

Скоро удалось определиться по возвышавшимся справа приметным вершинам гор, увиденных несколько ближе, чем ожидалось. Невязка фактического места с расчетным оказалась большой и могла обернуться провалом скрытности. Сразу последовал приказ поднять пары во всех котлах до нормы, а ход немедленно увеличить до тринадцати узлов. Весь сводный отряд принял влево, начав удаляться от берега.

Все это время постоянно вели допрос пленных, надеясь выяснить через них систему дозоров в заливе и расположение минных полей и батарей у стоянок. В том, что они там есть, никто не сомневался. Японцы особо не запирались. Все говорили одно и то же. Однако полученные сведения не внушали доверия и кое в чем противоречили взятым в Посьете бумагам. А отмеченные на картах по показаниям штурмана и командира с потопленного дозорного вооруженного парохода фарватеры, по словам норвежца, проходили через опасные воды. В отлив там не рисковали плавать даже каботажные корейские шхуны, не говоря о броненосцах и больших пароходах. Судя по всему, содержание всех спасенных в одном кубрике сначала на эсминце, а потом и на «Ушакове» пошло не на пользу делу.

До половины восьмого часа утра продолжали отбегать строго на юг, пока утесистый корейский берег совершенно не пропал из вида. Было известно, что у мыса Болтина постоянно дежурили японские миноносцы или мобилизованные сторожевые суда, осуществлявшие блокаду Сонджина. Возможно, имелись и сигнальные посты на возвышенностях, поскольку эту местность сейчас ни наши войска, ни корейские дружины не контролировали. Они могли предупредить свои основные силы о появлении в заливе крупных кораблей, и тогда набег гарантированно срывался, а вероятность благополучного прорыва в Гензан резко снижалась.

Эсминцы рванули вперед и начали поиск на пути движения, отойдя до границы видимости с броненосцев. Но никаких судов, даже парусных, не попадалось. Благополучно обогнули мыс, не наблюдая земли, и достигли меридиана бухты Ивон-Пакчи к двум часам пополудни 25 сентября, находясь примерно в 17 милях от берега. От миноносников, ходивших сюда раньше на разведку, знали, что этот район и днем и ночью контролировался японскими вспомогательными крейсерами, но сейчас их тоже не было.

Не сбавляя хода, двинулись на север, где над легкой дымкой маячили вершины гор. Скоро слева по курсу открылась береговая черта, убегавшая за горизонт к западу и северу. Там сразу из нескольких мест поползли в небо дымы сигнальных костров и стали видны знаки японской световой сигнализации. Служба наблюдения у противника явно не спала.

Когда уже был достаточно хорошо виден вход в бухту, над ней самой уже