— А я лечу на таком самолете первый раз.

Вдруг сверкнула страшная молния и пошел сильный ливеньвперемешку с градом.

— Что это?! — Я вжалась в кресло и от страха снова закрылаглаза.

— Это погодные условия. Нужно найти площадку, куда можносесть. Кругом лес. Если садиться на деревья, разлетимся в куски. Нам нужен лугили приличная дорога.

Началась ужасная качка, у меня на лбу выступил холодный пот.

— Макс, мы падаем! Бог мой, мы падаем! Бог мой! — завопилая.

— Сиди спокойно и не ори под руку, — глухо проговорил неменее перепуганный Макс, который пытался скрыть свое состояние. — Надо найтиместо для посадки. Это самое главное.

— И долго ты будешь его искать?

— Не знаю.

— Мы упадем! — громко закричала я и получила от Максакапитальную затрещину. — Не смей меня бить! — Я почти визжала и с ужасомсмотрела на полыхающие в небе молнии. — Кто дал тебе право меня ударить?!

— Держи себя в руках и не нервируй других. Я же просил тебязаткнуться! Если тебе страшно, закрой глаза. Если не замолчишь, я выкину тебяиз самолета.

Наверно, его слова на меня как-то подействовали, язамолчала, но это не означало, что я успокоилась и перестала бояться. Я была награни истерики. Макс сидел с каменным лицом, его вцепившиеся в штурвал рукипобелели от напряжения. Самолет раскачивало из стороны в сторону.

— Мы не разобьемся? — не выдержала я.

— Нет. Все будет нормально, если ты будешь спокойно сидеть истрадать про себя.

Я вытерла слезы и забормотала:

— Я знала, что мне никогда не убежать из этого дома. Знала.Может, и вправду говорят, что его покидают только мертвые. Ведь этот дом полонмистики. Все время стояла хорошая погода, а как только мы собрались бежать,видишь, что случилось.

— Это просто погодные условия.

— Нет, это знак свыше.

— Не говори ерунды. Скоро будем садиться. Так я еще никогдане летал.

— Как?

— Неизвестно где и неизвестно куда. Это называется полетвслепую, да еще и погода такая ужасная. Ничего, зато будет что вспомнить.

— А ты оптимист.

— А по-другому нельзя.

Самолет начал бешено раскачиваться. Макс посмотрел на меняперепуганными глазами и закричал:

— Нагнись!

— Что?!

— Нагнись!!! Нагни голову к коленям и обхвати ее руками!

— Зачем?!

— Делай, что я говорю!

Я быстро нагнулась и обхватила голову руками.

— А ты?!

— Так и сиди. Я сейчас буду снижаться!!!

— Господи, господи, — словно в бреду шептала я, тихоньковсхлипывая. — Господи, помоги. Господи, сохрани. Может быть, я не такрелигиозна, но я всегда в тебя верила, господи. Я всегда в тебя верила. Если яспасусь, я поставлю ровно столько свечек, на сколько хватит моих денег. Если яспасусь… Я же знаю, что ты есть. Я это знаю. Ты всегда меня берег и выручал.Так выручи еще раз. Пожалуйста, выручи…

Мне показалось, что мое сердце не выдержит и разорвется.Разорвется еще до того, как развалится самолет. Ведь в авиакатастрофах естьлюди, которые погибают еще до того, как погибает сама страшная машина. Отжуткого страха у меня свело живот и онемели ноги. Внутренний голос твердил мне,что это конец.

Буквально в считаные секунды я подумала о Денисе, о Светке,о своей милой, заботливой и любимой маме… О всех, кто меня любил и кто таксильно меня ненавидел… Я простила всех, кто когда-либо сделал мне больно и навлекна меня беду.

Я пожелала долгих и счастливых лет жизни своим врагам,которых у меня практически и не было. Мира и любви тем, кто меня никогда нелюбил, кто мне страшно завидовал и старался поставить подножку в самый тяжелыймомент. Кто не подавал мне руки и никогда не помогал подняться. Удачи вам всеми спокойствия. Затем я попросила прощения у всех, кому сделала больно и комунанесла хоть какую-то обиду. А их много. Их очень много. Я просила прощения засвой эгоизм, за свою беспринципность и за свою черствость. Я умоляла меняпростить за то, что я никогда не умела любить. Наверно, именно поэтому меняникогда не любили другие. Я просила прощения у своих мужчин, половину именкоторых я даже не помню. Но одно имя запало мне в душу. Мельников Владимир… Молодая,бесшабашная девчонка и взрослый, перспективный мужчина… Неудачница и удачливыйадвокат. Я прошу у тебя прощения за мою молодость и твою зрелость. За моюбеспечность и твой разум. За твою боль и мое безразличие. За твое приобретениеи мою потерю. За твою устроенность и мое одиночество.

Я попросила прощения у своих родственников, с которыми яникогда не была близка, но которых всегда любила. Пусть скрыто, но честно. Ялюблю вас всех, хоть вы и такие далекие, но вы совсем не забытые. Я люблю вас иочень переживаю за то, что так и не смогла сказать этого раньше. Наверно,никогда нельзя скупиться на чувства. Никогда. Но это не мы скупимся на них. Насзаставляет скупиться жизнь.

— Черт побери! — прокричал Макс. — Двигатель отказал! Нужносрочно садиться! Попробуем сесть на пузо! Можем загореться!

Я по-прежнему сидела, уткнувшись в колени, и бояласьпошевелиться. Конечно, я могла приподняться и посмотреть, что там за окном, ноя совершенно не хотела этого делать. Вернее, не могла, потому что не чувствовалани рук, ни ног. Только ноющую боль в животе, отдающую в левую руку… Я знала —там за окном зловещая темнота, наверно, такая же зловещая, как сама смерть. Тамдождь, ветер, а может, и оранжевое пламя, окутывающее самолет.

Почувствовав, что самолет падает, я сжалась в комок иуслышала, как Макс выматерился. Я не надеялась на счастливую посадку. Я знала,что мы оба погибнем.

— Согнись и не вздумай поднимать голову, а то останешься безнее! — прокричал Макс, но я его уже не слушала.

Неожиданно меня вырвало, и я чуть было не захлебнулась всобственных рвотных массах.

Даже не пытаясь вытереться, я попыталась вспомнить то, чтоможно сделать при авиакатастрофе. Что можно сделать для того, чтобы выжить?!Прыгнуть с парашютом. Но у нас его нет.