— Я не одинока. У меня есть близкие и друзья.

— Ты знаешь, когда я увидел тебя в первый раз, я поразилсятому, какое одиночество было в твоих глазах. Я еще никогда в жизни не виделженщины более одинокой, чем ты. Ни твоя слава, ни твой шумный успех не спасаюттебя от одиночества.

— Одиночество — это состояние души.

— Не думаю. Мне кажется, что одиночество — это диагноз иболезнь поддается лечению. Даже если она длительная и затяжная. Я представляю,как красиво за тобой ухаживают мужчины. Наверно, они устраивают тебе уик-энды,заказывают рестораны, дарят букеты из сотен роз. Не понимаю, почему ты одна.Почему твой мужчина не надел на твой палец обручальное кольцо и не закатилпышную свадьбу?

— Потому что есть слишком много препятствий.

— Ерунда. Для настоящих чувств не существует препятствий.

— Если я останусь жива, я обязательно выйду замуж и создамсемью.

— Несчастливую?

— Не знаю. Какую получится.

— Наверно, у тебя будет пышная свадьба. Наверно, твое платьебудет расшито жемчугом. Ожерелье из дорогих камней будет украшать твою хрупкуюшею. Будет много прессы, гостей и много цветов. А еще будет много свечей,фейерверк в ночном небе и умопомрачительный свадебный торт. Ты должназаморозить в холодильнике кусок свадебного торта.

— Зачем?

— Есть такая примета. Пусть этот замороженный кусок торталежит в холодильнике до самой старости. Если в семье начнутся какие-топроблемы, нужно достать этот кусок и немного от него откусить.

— Зачем?

— Тогда все неприятности вас покинут и в семье воцарится мири спокойствие.

— Где ты такого набрался?

— Так моя бабушка учила мою мать, когда та выходила замуж.

— Но ведь тебя и в помине не было.

— Ну и что. Мне об этом мать рассказала.

— Ты веришь в приметы?

— Верю.

Я вновь сделала попытку подняться, но громко вскрикнула. Мнепоказалось, что я не только потеряла способность двигаться, но и дышать. Дикаяболь сдавила грудь.

— Я хочу воды, — тихо сказала я и облизала пересохшие губы.

— Потерпи. Не нужно двигаться. Сейчас у меня перестанеткружиться голова и я смогу подняться. Я возьму тебя на руки, и мы двинемсядальше.

— Как ты сможешь взять меня на руки, если они у тебяобгорели? Господи, представляю, как тебе больно.

Полежав еще пару минут, он сел и, сморщившись от боли,вытянул мне свои обугленные руки.

— Ты сможешь тихонько податься вперед и лечь мне прямо налокти?

— Не смогу. Я обязательно задену твои кисти, и у тебя сновабудет шок. Ты можешь умереть. Я без тебя пропаду. Я не хочу умирать.

— Я же тебе сказал, что мы не умрем. Как мы можем умереть,если мы уже пережили самое страшное?

— Самое страшное впереди. — Я почувствовала, что начинаювпадать в депрессию. — Мы умрем от болевого шока или от голода.

— Ты что, хочешь есть?

— Нет. Меня, наоборот, тошнит.

— Тогда давай пока не будем думать о еде.

— Давай лучше будем думать о том, как нам выжить.

— Хорошо, мы не будем думать о еде. Но как нам не думать оводе? Хоть бы маленький глоток…

— Об этом тоже не нужно думать. Давай, попробуй лечь мне наруки.

Я напряглась, крепко закусила нижнюю губу и приподнялась,чтобы опуститься на руки Макса. Я не могу сказать, что я испытала боль. Яиспытала нечеловеческую боль, и даже странно, что не потеряла сознание.

— Хуже не может быть! — заорала я.

В тот момент когда мое тело коснулось его рук, он заорал отдикой боли. Он не перестал громко орать даже тогда, когда я смогла продвинутьсядальше.

Вытянув руки вперед, он встал с колен и понес меня навытянутых руках, крича во весь голос от боли.

— Макс, брось меня! — истерично рыдала я. — Максимушка,родненький, брось меня, пожалуйста. Тебе же больно!

Но Макс не бросал. Он по-прежнему шел, а когда понял, чтосилы его оставляют, ускорил шаг и почти побежал.

— Макс, брось меня! Брось!

Я глотала слезы, перемешанные с кровью, которая все ещекапала из носа, и смотрела на Макса глазами, полными восхищения. Когда онустал, он встал на колени и осторожно опустил руки к земле. Я закрыла глаза иперенесла свое тело на землю. И как я ни старалась, все же коснулась егообгорелых рук. Он вновь закричал, а затем лег рядом, тяжело дыша.

— Ну и чего мы добились? — не переставая плакать, спросилая.

— В смысле?

— В смысле того, что мы ничего не добились. Кругом лес. И нидуши. Ни воды, ни помощи. Сейчас ты потратишь последние силы, а затем онипросто тебя покинут.

— Никогда не сдавайся. Никогда. Ни при какихобстоятельствах.

— Обстоятельства бывают разными. Сдаюсь не я. Сдается мойорганизм.

— Организм — это ерунда. Главное, чтобы не сдавалась воля. Утебя она есть. Я знаю. У тебя она есть, просто ты не хочешь к ней прислушаться.

А затем нас обоих потянуло в сон. Мы прислонились друг кдругу головами и закрыли глаза. Мы просто выбились из сил и устали от боли.

— Макс, ты кого-нибудь любил? — тихо спросила я, облизываяпересохшие губы.

— Почему любил? Я и сейчас люблю.

— Кого?

— Одну девушку.

— А где она сейчас?

— Она умерла.

— Как?

— Разбилась на машине.

— Ты ее любишь и сейчас?

— Да.

— Но ведь она умерла!

— Ты считаешь, что любят только живых? Я люблю ее ничуть неменьше, чем тогда, когда она была живой. Просто я от нее отвыкаю… Ведь в любвиесть и привычка.

— А что, по-твоему, любовь?

— Любовь — это вечность.

— Почему?