Положив нож на опустошенный рюкзак, тщательно прицелился иударил прикладом. Странный какой-то звук... Еще сильнее обрушил приклад.

Треск. Навершие рукоятки лопнуло. Мазур склонился наддобычей. Примерно на две трети рукоятка была нормальная, сплошной кусокцельнолитого черного пластика, а вот треть – пустотелый колпачок, искусноприваренный к основанию и скрывавший какое-то хитрое устройство величиной скрупную вишню – по расстеленному рюкзаку разлетелись крохотные электронныечипсы, сверкающие трубочки в полсантиметра длиной, нечто напоминавшее конфеттис проволочными ножками...

– Вот так, – сказал Мазур удовлетворенно. –Арсенал браконьера. Давайте второй.

Во всех ножах рукоятки оказались с начинкой. Ай да Прохор...или это мистер Кук постарался перед тем, как спиться на русский манер? Теперьпользоваться ножами с укоротившимися рукоятками будет не в пример неудобнее, дачто делать... Зато уверенности в себе прибавилось, игра пойдет хоть и не наравных, но гораздо более честно...

На радостях Мазур двумя ударами ножа вспорол одну из своихбанок и распорядился:

– Подставляйте хлеб, орлы, пора и пожевать малость...

В три прикуса разделался со своим бутербродом, лишьраздразнив этим аппетит – и, чтобы хоть как-то обмануть желудок, напился вдосытводы. Все равно его изобретение, презерватив-фляга, оказалось бесполезным – вруках этот пузырь не потащишь, значит, и водяной паек будет голодным...

Толстяк возился с консервной банкой, извлекая пальцамиостатки жира, пока не порезался.

– Мать твою так, – сказал Мазур. – Как дите, неотберешь игрушку вовремя... Что кривишься? Сними трусы, отхвати кусок и затянипалец, больше нечем... Ну? Потуже затягивай, будешь кровью капать на ходу –прибью...

С кривой улыбкой кандидат сообщил:

– У меня от вида крови голова всегда кружиться начинает...

– Вот врежу – не так закружится, – пообещалМазур. – Ты у меня, признаюсь честно, давно в печенках сидишь, смотри,чтобы окончательно не рассердил... Так. Теперь я пойду осмотрюсь, а вы всевытаскивайте из курток начинку. И чтоб до единой...

Он так и остался в одних трусах. Повесил на шею бинокль,надел пояс – трофейный нож кое-как уместился в старых ножнах, когда Мазуротломал у них конец. Представил, как выглядит со стороны, невольно хихикнул –Маугли, бля... Ничего, на большом расстоянии загорелое тело сольется с тайгой,это вам не куртка ярчайшего спектрального цвета...

– И тщательнее! – напутствовал он, видя, что всепринялись возиться с куртками. – Проверю потом. – Секунду подумав, онсунул Ольге в карман куртки наган и вручил ружье. – Держи, патрон встволе, с предохранителя снято. Посматривай тут...

И пошел по гребню, к открытому месту. Босиком шагать былочуточку непривычно, однако тут нет ни битых бутылок, ни брошенных консервныхбанок, так что за ноги можно не беспокоиться...

Оказавшись на лысой вершине, невольно поежился, ставши вдруготкрытым всем взорам. Спрятался за сосну. Прекрасный вид – на десяткикилометров, дикое приволье, хоть и угнетен ситуацией и своей ролью в ней, а духзахватывает... Как он ни всматривался, – и невооруженным глазом, и вбинокль, поворачиваясь во все стороны, – Шантары так и не увидел, и«заимки» впереди не углядел. А вот тайга, если идти по прежнему курсу, будетуже другой – впереди там и сям открытые пространства, равнины, и что-то похожеена болото, определенно скопище кочек. Если двигаться зигзагами, укрываясь вперелесках, чересчур уж размашистые зигзаги придется выписывать, кучу временипотеряешь. Придется рискнуть и переть почти что напрямик – может, и не станутони поднимать вертолет в первый же день охоты. Часа четыре придется шлепать,держа ушки на макушке – зато совсем уж далеко впереди вновь начинаютсячащобы, сопки, спасительные дебри... Пиранья на ветке кедра –сюрреалистическая, конечно, картина. Для того, кто не просекает, чтон а ш а, родная пиранья и на твердой сухой земле может бытьсмертельно опасна...

Без особого труда Мазур узнавал пройденный ими путь –будто читал карту. Вон там перевалили подножие сопки, ага, а это и есть таречушка. Отличный бинокль достался от импортного жмурика – двадцатикратный, ноне больше нашей «десятки»...

* * *

...Он чисто случайно поймал окулярами это шевеление зеленыхточечек на зеленом фоне, сами, можно сказать, вылезли под взгляд... Повертелрубчатое черное колесико, но это ничем не помогло – судя по нанесенной на линзыразметке-масштабу, до погони более чем десять километров, ну да, часа на два иоторвались, не так уж плохо, но и не прекрасно, кровь из носу, разрыв нужноувеличивать.

Он едва различал крохотные силуэты – но все же видел, чтоэто шагающие вереницей люди, числом не менее десяти, а впереди, не удаляясьособенно, маячат два пятнышка, белое и бело-черное. Лайки, конечно. А это хуже,чем любая овчарка, – овчарка, как ни крути, остается служебной, а лайка –з д е ш н е е животное, таежное. Огромная разницамеж службой и образом жизни, сравните любого, самого ретивого вертухая иохотника-эвенка...

Время от времени там вспыхивали крохотные солнечные зайчики– солнце играло на стволах ружей, значит, они даже не озаботились навестит у с к л о с т ь на стволы, чувствуютсебя хозяевами, банкометами в игре... Что ж, самому Мазуру солнце светит почтив спину, так что бликов от окуляров не будет. До темноты остается часов шесть.Вряд ли охота двинет по тайге ночью... или все же станут устраивать игры сприборами ночного видения? Как поступил бы на их месте он сам? Пожалуй что, нерискнул бы охотиться ночью на ловкого «майора», в первые же часы стольизобидевшего засаду... или тебе просто хочется так думать?

Он все еще стоял с прижатыми к лицу наглазниками из мягкойрезьбы, когда поодаль, там, где оставил людей, раздался оглушительный выстрел.

Чисто инстинктивно Мазур крутнулся в ту сторону, присел застволом. Новых выстрелов не было. По звуку – охотничье ружье. То самое, что оноставил Ольге.

Не было времени раздумывать и колебаться. С ножом в руке онрывком преодолел неширокое открытое пространство и бесшумно, как призрак,заскользил меж деревьев, забирая чуть вниз и вправо, чтобы подойти к стоянке состороны, противоположной той, в какую уходил. Давал изрядный крюк, но иначенельзя было. И не слышал ни новых выстрелов, ни криков, ничуть не походило наналет азартных охотников – неужели кто-то опять стал показывать характер,настолько, что Ольге пришлось...

Тихонько стал продвигаться вверх, ага, меж коричневымистволами яркими пятнами показались желтые костюмы. Затаил дыхание, держа нождля броска. Еще дерево, еще одна перебежка, вот они уже метрах в десяти, иникто его не видит...

Мазур осторожно выглянул из-за кедра. Ольга сидела накорточках, привалившись спиной к стволу, зажимая обеими руками живот, морщиласьот боли, но на раненую и умирающую, ликующе отметил Мазур, не походила.Прошипела что-то, с ненавистью глядя снизу вверх – а над ней, ухвативфранцузское ружье за ствол, возвышался старый знакомый, неугомонныйштабс-капитан. Как и Мазур, он был гол и загорел – только не в черных семейныхтрусах, а в коротких пестрых. Мазур мысленно провел траекторию, совмещавшую шеюштабса с зажатым в руке ножом – и остался ею доволен.