Примерно через час деревья кончились. Они вышли к месту,которое Мазур углядел сверху. Еще метров тридцать сухой земли, заросшей сочнойтравой, – а дальше начиналась обширнейшая равнина, как нельзя лучшеподходившая под определение «пересеченная местность». Бывают в тайге такиеместечки. Это не болото – там нет трясины, – но равнина густо заросланевысокими кочками, покрытыми сухой белесой травой, и кочки, насколько хватаетвзгляда, стоят в прозрачной воде. Нашли выход подземные воды, лет черезполсотни, возможно, тут и получится болото.

Никакой трясины, земля твердая – лишь кое-где зияют темнымипровалами наполнившиеся водой ямины, – но шагать по этакой равнине ещехуже, чем по болоту. Очень уж густо понатыканы чертовы кочки, никак неполучается нормального шага, и не выйдет прыгать с кочки на кочку, чересчурмаленькие. Ходьба по этаким местам выматывает невероятно, но другого выхода нет,обходить кругом – означало бы давать вовсе уж дикий крюк. Ничего, предстоиткилометра два тягомотного пути, если напрямик, – а там начинается пологийобрыв с белеющими кое-где обнажениями камня, и за ним вновь расстилаетсязеленое море тайги, чтоб его...

Мазур велел всем разуться и, пока закатывали штаны поколено, еще раз повторил немудреный инструктаж: смотреть под ноги, шагатьбыстро, но аккуратно, а то вывихнуть лодыжку на этих кочках – как дважды два...

Тронулись. То семенили вприпрыжку, то, раздосадованные стольмедленным передвижением, делали семимильные шаги – но быстро уставали. Подбосыми ногами хлюпала прозрачная водица.

Где-то на полпути толстяк Чугунков начал столь беспомощносбиваться с темпа, что Мазур уже не сомневался: вот и наступили з л о м. И точно: вскоре толстяк остановился совсем, парураз пошатнувшись, сел не глядя, лишь по случайности угодив задницей на кочку.Соскользнул с нее в воду, хрипло дыша полной грудью. Мазур перехватил егозастывший, остекленевший взгляд, махнул остальным, чтобы не замедляли хода.Встал над толстяком, сказал без выражения:

– Идти надо.

– Не могу! – выдохнул Чугунков с истерическимнадрывом. – Все, пусть убивают...

Некогда было толкать прочувствованные речи и ободрять сприменением цитат из лучших литературно-философских достижений человечества.Мазур вынул из кармана наган, звонко взвел курок, убедившись, что против дулапришлось пустое гнездо, прижал ствол к уху сидящего в нелепой позе и рыкнул:

– Встать! Вперед!

Толстяк даже не пошевелился, обреченно глядя сквозь Мазура.Ругая себя за промедление, Мазур бросил холодно:

– Считаю до трех.

Молчание и застывший взгляд. Бесполезно. Тащить его на себе– означает погубить всех. Не было ни доброты, ни гуманизма, ни в душе, ни всердце ровным счетом ничего не ворохнулось – такова уж была сейчас жизнь нагрешной земле, первобытный пейзаж вокруг и люди, которым, чтобы выжить, тожепредстояло перенять многое из арсенала первобытных. Многое, если не все...

Мазур еще постоял, совсем недолго, спрятал наган в карман ипустился догонять бредущих, сделав над собой небольшое усилие, чтобы ни разу неоглянуться. Они тоже не оглянулись. Ни разу, никто. Только минут черездвадцать, когда уже стояли над преодоленным откосом, не сговариваясь,повернулись к равнине.

Примерно посередине ярко выделялось желтое пятно – голый попояс толстяк, похоже, лежал навзничь. Мазур вовремя отвел глаза, чтобы невстречаться взглядом с Ольгой.

– У него уже губы синели, – сказал Егоршинторопливо. – Все равно скоро начался бы сердечный приступ, я вам какдоктор говорю...

– Марш вперед, доктор! – рявкнул Мазур.

На той стороне гребня обнаружился еще более пологий откос,покрытый кедровым редколесьем, плавно спускавшийся к весьма протяженнойчащобе, – а дальше снова сопки, словно гигантские декорации к непонятномуспектаклю, и над ними безмятежно синее небо, уже клонящееся к закату солнце.

– Стоп, – сказал Мазур.

Вынул наган, прокрутил барабан так, чтобы на сей раз патронвстал напротив дула, сунул в карман Ольге. Она глянула недоуменно, с тревогой:

– Ты что?

– Передаю временно полномочия, – сказал Мазур. –Вы сейчас, орлы, двинетесь простым курсом – во-он на ту сопку. И на ее вершинесделаете привал. Дотуда километров семь. Быстрее дойдете – длиннее будетпривал, ясно? А я вас догоню.

– Неужели спасать... – вырвалось у Егоршина.

– Никого я не собираюсь спасать, – сказал Мазурискренне. – Просто подвернулся удобный случай глянуть на погоню. Они тамобязательно потеряют след... надеюсь. Будет время посмотреть, с кем имеем дело.Доктор, вы, главное, без глупостей. Если что, отыщу в тайге без труда. –Он блефовал, но надеялся, что ему это сойдет. – Чтобы непременно ждали натой вершине. Олечка, при нужде бей по ногам...

– Вы что? – возмущенно фыркнул доктор. – Я ж несобираюсь...

– Я шутейно, – осклабился Мазур. – Марш!

Оставшись в одиночестве, он, кроме тревоги за Ольгу, ощутилеще и несомненное облегчение. Тревога, в общем, стала всего-навсегонеотъемлемой принадлежностью бега и оттого потеряла остроту, а вот внезапноеодиночество словно гору свалило с плеч, враз включились наработанные рефлексы иинстинкты, он скользил меж деревьев бесшумно и хищно, как встарь.

Увидев подходящий кедровый молодняк, остановился и вынулнож. Пора было всерьез подумать об оружии. Ольгу чуточку жалко, но то, что ейпредстоит, не смертельно...

Он возился недолго. Осмотрев подрост, срубил деревцо исделал из него палку длиной сантиметров восемьдесят и толщиной пальца в два.Тщательно срезав ветки, сделал на концах две зарубки. Принялся истреблять вовсеуж молодые кедрушки – и вскоре рядом с палкой лежала дюжина палочек длиной влокоть. Мазур сложил их под деревом, бросил рядом одежду, заметил место и вышелк откосу – голый, перепоясанный ножом, с биноклем на шее. Выбрал подходящееместо, залег за стволом.

Выкурил сигаретку. Расслабился и долго лежал. Задача былапростейшая – ждать, но порой это-то как раз и хуже всего...

Прошло полтора часа, а желтое пятно посреди равнины все ещене двигалось – толстяк лежал на том же месте. Стараясь смотреть туда как можнореже, Мазур уделял внимание главным образом опушке, где они тогда разувались.Стояла густая, спокойная тишина, и неудержимо тянуло проснуться...

Два часа. Пошел третий. Показалось, что уловил краем глазанекое шевеление на равнине. Стал искать место, где лежал толстяк, и не нашел.Нет, все точно – по прямой от того вон приметного дерева... Черти его унесли,что ли?

Ага, вот в чем фокус! Из ямы с темной водой, окруженнойвысокими кочками, торчит голова, толстяк зачем-то спрятался в воду по шейку...«Зачем-то?» Мазур обострившимся звериным слухом уловил отголосок звонкогособачьего бреха. Пожалуй что, заметить с опушки лысую макушку мудрено...