– Лишь бы мы существовали, – отмахнулся Мазур. –А все остальное приложится, малыш...

Через час Мазур разрешил привал и вновь поделил на всехбанку тушенки – на сей раз справедливости ради забрав ее у толстяка. Неследовало перегибать палку и в первый же день загонять свой аргиш до полнойвымотанности. Ольга у него претензий не вызывала, супруги, в общем, тоже – новот Чугунков... Мало того, что он открыто являл собою слабейшее звено, у Мазурародилось нехорошее предчувствие, что это звено в самом скором времени лопнет.На пути им встретилось нехорошее место – распадок, где прямо-таки клубилсягнус, с превеликой охотой набросившийся на взопревшую добычу. Вот тут ужпришлось по-настоящему паскудно – невесомые твари так и льнули к голой коже,лезли в глаза, в уши, в рот, Мазур извел полпачки сигарет в попытках обрестипусть слабую, но защиту. Даже некурящие пыхали табачком, мотая на ходуголовами, как лошади. Гнус прямо-таки доводил до безумия – и хуже всегоприходилось толстяку, он сильнее всех потел и был гол по пояс. Беспрестанноотмахивался свободной рукой, а потом и узлом, даже взвыл в голос, за чтонемедленно получил от Мазура по шее, легонько, впрочем. Хорошо еще, в этойпытке была и светлая, если можно так выразиться, сторона – никого неприходилось понукать, все показывали чудеса спортивной ходьбы, чтобы побыстрееминовать поганое место.

Миновали. С полчаса шли по ровному месту, потом перевалилисопку – и угодили в великолепный малинник. Грех упускать такой случай, и Мазуробъявил, что дает полчаса на обед. Благо и трудиться не пришлось – на кустахкрасовалось неисчислимое множество сизо-рубиновых ягод, переспевшие, ониотваливались от малейшего прикосновения, оставалось пихать горстями в рот. Навысившиеся вокруг кедры Мазур поглядывал с затаенной тоской: в этом году нашишку был урожай, а орех – штука питательная. Увы, с их подручными средствамислишком долго пришлось бы возиться с колотом[8], а лезть надерево и стряхивагь по шишечке – чересчур тягомотно, да и добыча выйдетмизерная... Он махнул рукой и стал набивать пузо малиной, проглатывая заодно ипопадавшие в пригоршню листья, чутко прислушиваясь: если поблизости обитаеткосолапый, он мимо такого дара природы ни за что не пройдет, будет сюданаведываться, как в столовую...

Правда, следов ему не попадалось и не встречалось ничегопохожего на звериные тропы. Лишь однажды с дерева зацокала белка, по летнемувремени рыжая, да пронесся, треща крыльями, невеликий табунок рябчиков.Рябчики, вообще-то, подпускают человека довольно близко, но эта стайка явноосторожничала. И Мазур окончательно пришел к убеждению, что людьми сии местапосещаются частенько, и живность давно наработала печальный опыт…

Примерно через четверть часа он уже глотал сладкую ягодучерез силу – но желудок следовало набивать всем пригодным в пищу, что тольковстретится на пути. Хлеб с тушенкой очень быстро кончатся, а начавши слабеть,человек в тайге весьма скоро падает духом, и тайга его одолевает... Есть риск,что от малины прохватит понос, но лучше понос, чем голод. Потом он заметил, чтоЕгоршин с явным умыслом старается присоседиться к нему поближе, так и крутитсярядом, больше косится, чем рвет ягоду. Мазур подошел вплотную и тихо спросил:

– Что, разговор есть?

Доктор оглянулся на остальных, мрачно и сосредоточеннообиравших ягоду метрах в десяти, ответил еще тише:

– Может, мы попробуем засаду устроить?

– Мы? – усмехнулся Мазур.

– А что? – лицо у доктора было злое и отчаянное. –У вас вроде хорошо получается... А я бы ножом, тряхнул шпанистой юностью.Я ж врач, анатомию знаю...

– А сможете? – пытливо посмотрел на него Мазур.

– Смогу.

Он произнес это довольно уверенно – что Мазура ничуть неубедило. Даже если доктор в юности кого-то перышком и оцарапал слегка – ох,многие из нас через это прошли... – это еще не означало, что он годитсядля серьезного дела. Уж кто-кто, а Мазур прекрасно знал, как трудно впервыеубивать человека, даже откровенного врага. Опыт юношеских драк на дискотеках итанцплощадках тут нисколечко не годится. Кроме того, доктора чересчур ужстарательно ломали в тюрьме, и кое-какие рефлексы, ручаться можно, уже въелисьв подсознание...

– Рано, – сказал Мазур. – Погодим. Боюсь, это ихтерритория, их игровое поле, они тут давно освоились. Нужно добраться до дикихмест, где они тоже будут новичками...

– Не доверяете?

– Горячку не хочу пороть, – не без уклончивости сказалМазур. – Тех, на ручье, только потому удалось смять, что они лихойконтратаки ничуть не ожидали. Теперь-то труднее будет... У них, знаете ли, ружейдочерта.

– А у вас ведь пистолет.

– Толку от него мало против полудюжины стволов.

– Я-то от всей души...

– Понимаю, – сказал Мазур. – И от всей душиотвечаю: рано... Вы мне лучше скажите – массаж делать умеете?

– Да немного.

– Вот это уже лучше, – сказал Мазур. – Это гораздополезнее. На привале, вечерком, непременно нужно будет нашим дамам вкатитьхороший массажик, я умею, но коли и вы – совсем даже хорошо.

– Может, еще и этому массажик делать? – Егоршиннеприязненно покосился на толстяка. – Ведь задерживает только... Что бытут придумать...

– Это вы насчет бросить, а? – прищурился Мазур.

Доктор завилял взглядом:

– Как колода на ногах...

– Логично и рационально рассуждая, мне бы следовало вас всехтроих с хвоста сбросить, – сказал Мазур, дружески улыбаясь. – Ох, какмне полегчало бы... Враз и несказанно.

И улыбнулся еще шире, увидев в глазах доктора откровенныйстрах. Похлопал его по плечу:

– Вы, главное, простую истину запомните, герр доктор: ненадо торопиться быть дерьмом, это всегда успеется... В нашем положенииособенно. – Поднял голову и прикрикнул: – Рота, стройся! Двигатьсяпора... – понизил голос. – И еще один маленький нюанс, доктор. Ненадо на жену коситься, как на законченную тварь. В конце концов, она не пособственному желанию изощрялась.

– А вы бы на моем месте...

– Бросьте. Мы из тайги выйдем благополучно водном-единственном случае: если духом не падем. А вы, пардон, с Викой все этовремя держитесь как скот. У вас задача не просто ногами передвигать, а еще ижену ободрять со всем старанием. Ясно? Приобнимите, пожалейте, по головкепогладьте... Считайте, это приказ. А я свои приказы всю жизнь отдавал так,чтобы меня слушались... И не стройте иллюзий, будто станете исключением. Пошли.

Он улыбнулся доктору одними губами, без малейшей теплоты вглазах, проглотил напоследок еще жменю мягкой перезревшей малины и занял местов арьергарде.