– Он же его убьет! – шептала Катя, шмыгая носом ине вытирая стекающие по щекам слезы. – Это мой коллега, художник!

– А ты бы предпочла, чтобы он убил всех троих? –перебила ее Ирина, вытирая Катины щеки клетчатым носовым платком. – Уверяютебя, ему это недолго!

Катя громко всхлипнула и замолчала. Только время от времениее передергивала мелкая дрожь.

Прошло несколько страшных минут. Вдруг Ирина приподнялаголову и насторожилась, к чему-то прислушиваясь.

– Кажется, он уезжает!

Действительно, из-за дома донесся шум автомобильного мотора,и снова наступила тишина.

Впрочем, тишина была неполная.

Из Оксаниного дома доносился негромкий стон и какое-тостранное потрескивание.

Ирина внимательно прислушалась и вдруг вскочила:

– Скорее!

Подруги подбежали к окну и заглянули в комнату.

В первый момент они ничего особенного не заметили. Все былопо-прежнему, только мольберт на этот раз валялся на полу. Самого художника онизаметили не сразу.

Он лежал на железной кровати и тихо стонал. Руки и ноги егобыли как-то странно раскинуты.

– Смотри, в углу! – вдруг испуганно вскрикнулаКатя.

Ирина повернулась и увидела сваленную в углу комнаты грудутряпья, одежды и какой-то рухляди. Над этой грудой поднимался сизый дымок, ачерез секунду из нее выглянули яркие языки пламени.

– Скорее, мы должны его спасти! – Катяприподнялась на цыпочки и дернула оконную раму.

Однако окно было закрыто изнутри на шпингалет и неподдалось. Катя отступила, огляделась по сторонам, подобрала на земле булыжники запустила его в окно. Стекло с жалобным звоном разлетелось. Катя подскочила кокну, запустила в него руку и дернула шпингалет.

Ирина ловко вскочила на подоконник и через секунду уже былав комнате. Она хотела сразу же броситься на помощь художнику, но сзади донеслосьКатино надсадное пыхтение.

– Помоги! – окликнула ее подруга. – Видишьже, мне не влезть!

Ирина обернулась и помогла Кате взобраться на подоконник.Ситуация была настолько напряженной, что она удержалась от своих обычныхколкостей по поводу Катиной комплекции и необходимости срочно сесть на диету.

Подруги подбежали к кровати.

Художник лежал неподвижно и смотрел на женщин полными слезполубезумными глазами.

– Вася! – проговорил он хриплым, страдальческимголосом. – Васенька!

– Ты, что ли, Вася? – удивленно переспросилаИрина. – Ну, а мы – Катя и Ира… только сейчас, по-моему, не самоеподходящее время для официальных представлений…

Не дождавшись вразумительного ответа, она склонилась надхудожником.

Его руки и ноги были привязаны толстой бельевой веревкой к спинкеи изножью кровати, чем и объяснялась его беспомощность. Ирина попыталасьразвязать узлы, но они были хитрые, морские, и ни в какую не поддавались.

– Катька, у тебя ножа нет?

– Откуда! – Катя всхлипнула и поглядела в угол,где уже вовсю полыхало пламя. – А вот, можно стеклом… – и она поднялас пола осколок разбитого оконного стекла.

– Скорее! – выкрикнула Ирина, схватив второйосколок. – Ты перепиливай веревки на ногах, а я займусь руками!

Подруги торопливо пилили веревки, стараясь не порезатьнесчастного пленника, а тот все всхлипывал и повторял:

– Вася! Васенька!

– Странный какой-то! – проговорила Ирина,перепилив вторую веревку и освобождая запястья художника. – Ну что,Катька, как у тебя?

– Все в порядке! – Катерина сдернула последнююверевку со щиколоток пострадавшего.

– Сам встать можешь? – спросила Ирина, помогаяхудожнику подняться с кровати.

Тот спустил ноги на пол, попробовал встать, но покачнулся исхватил Ирину за плечо.

– Ну ничего, мы тебя как-нибудь вытащим… – Иринаподхватила его слева, Катя справа. Сначала они хотели двинуться к двери, но тамуже вовсю полыхало пламя, и пришлось двинуться туда же, откуда они пришли – кразбитому окну.

Кое-как дотащили тяжелого, крупного мужчину до подоконника,но тут он неожиданно уперся и вцепился в подоконник, вертя головой и жалобноповторяя то же самое имя:

– Вася! Вася! Васенька!

– Кот, что ли? – догадалась наконец Ирина.

– Хомяк! Хомячок, ангорский! – проговорилхудожник, справившись со своим охрипшим голосом.

– Не до него сейчас, – попыталась Ирина урезонитьпогорельца, – самим бы живыми выбраться!

– Но он же погибнет! Сгорит! Васенька… – сновазавел художник прежнюю песню.

– Вот он! – вскрикнула вдруг Катя, показав рукойпод диванчик. Оттуда действительно выглянула перепуганная мордочка с круглымиблестящими глазками.

– Васенька, иди ко мне! – позвал его художник ипопытался кинуться к своему любимцу. Ноги, однако, плохо его держали, и он едване рухнул на пол.

Хомяк двинулся было к хозяину, но совсем рядом с нимзатрещала горящая доска, и он снова испуганно попятился.

Катерина неожиданно перепрыгнула горящий участок пола,опустилась на колени и полезла под диван.

– Да куда же ты… – донесся из-под дивана ееполузадушенный голос, – я же тебе помочь хочу… да не царапайся ты,дуралей!

– Катька, вылезай, сгорим! – крикнула Ирина,подтаскивая упирающегося художника к окну.

– Сейчас, – пропыхтела Катерина из-поддивана, – Вот… все… я его кажется ухватила…

Она задом выползла из-под дивана, с трудом распрямилась,прижимая к груди какой-то пушистый комок нежного персикового цвета.

Между ней и окном уже вовсю полыхали языки пламени. Катязасунула перепуганного хомяка за пазуху, закрыла лицо воротником штормовки ипрыгнула через огонь.

– Скорее! – Ирина, не теряя времени, подтащилахудожника к окну, помогла ему перевалиться через подоконник, подпихнула Катю, ився компания вывалилась в лопухи под окном.

– Здесь оставаться нельзя, – проговорила Ирина,поглядев на дом, – сейчас здесь будет настоящее пекло!

Они подхватили художника под руки и потащили его подальше отдома, к той самой ели, за которой подруги совсем недавно прятались, осматриваяОксанин дом. Под этой елью, на пригорке, усеянном хвоей, они устроилисьпоудобнее.

Из окон Оксаниной развалюхи уже вырывались огромные языкипламени, и кто-то из деревенских жителей заметил пожар, во всяком случае,послышались истошные женские крики.

Ирина осмотрела художника. У него на затылке былаздоровенная ссадина, и густые седоватые волосы испачканы кровью в том месте,где его ударил злодей в кожаной куртке.