жива, ни мертва, кровь по руке широкой струйкой стекает в воду. И лишь одна мысль в голове, что Анфия вот-вот вынырнет и снова бросится на меня. Слава Богу, она так и не появилась на поверхности воды. Тут крепостные набежали, вытащили меня из реки в полубессознательном состоянии…

– Где она ушла под воду?! – вскричал Вельяминов, сверкая глазами. – В каком месте?

– С правой стороны от валуна, – пояснила Сахарова. – Там ищите, если, конечно, ее не снесло течением.

Скинув ботинки и сюртук, богатый помещик резво полез в воду. Его примеру тут же последовал Аблов. Оба долго ныряли поблизости от валуна, пробовали погружаться на дно и вниз по течению. Но все безрезультатно. Первым выбрался из вод Самовца бывший капитан-исправник.

– Река вздулась после недавних ливней, – мрачно проговорил он, выжимая рубашку. – В пяти саженях от берега сильное течение. Дальше и объяснять нечего.

– Всплыветь где-нибудь, это уж не сумлевайтесь, – донеслось из толпы крестьян. – Надысь тута Прошка Недопекин утоп. По пьянке, будь оно не ладно. Дык труп после ливня обнаружился аж у самой Козловки.

Сахарова, немного придя в себя, рассказала, что Анфия Арсенева жила в Тверской губернии в имении тетки. Она и сестра хорошо ее знали, ибо их тверская подруга была соседкой Арсеневых. Анфия росла без родителей, погибших в дорожной катастрофе – понесли лошади и сбросили экипаж в глубокий овраг. Тетка заботилась, как могла, о хорошенькой племяннице, учила ее премудростям жизни, но, видимо, не достаточно. Немного повзрослев, та влюбилась в одного из тверских дворян, высокого и обходительного проходимца.

– У него был небольшой шрам на щеке, – заключила дворянка свой рассказ. – Он любил повторять: «Шрам на роже для мужчин всего дороже». Анфию этот молодец, в конечном счете, бросил, а та понесла. Рожать она не собиралась и вскоре избавилась от нежелательной беременности. Тетка молодой да ранней девицы, чтобы скрыть позор, спровадила ее неизвестно куда.

– В Петродар, к своей кузине, коллежской секретарше Андреевой, – едва слышно проговорил Вельяминов. Он сидел на траве возле брички и машинальными движениями выжимал промокший сюртук.

– Роман Иваныч, вы справлялись о своей будущей жене у коллежской секретарши? – спросил Хитрово-Квашнин.

– Да, Андреева заверила меня, что она из древнего, но обедневшего рода. Что поведения благопристойного, скромна, учтива… А сама Анфия не любила вспоминать былое…

– Все ясно, можете не продолжать.

***

Бричка отправилась в обратный путь сразу после того, как подсохла одежда ныряльщиков. Разговоры в экипаже почти не возникали. Из-за Вельяминова, все старались щадить его чувства. За версту до Приюта Аблов соскочил на землю и пошел пешком. По лицу его было видно, что и он в сильном расстройстве. Хитрово-Квашнин решил к нему присоединиться.

– Понимаю вас, сам до конца не могу прийти в себя, – сказал он, поравнявшись с огорченным помещиком. – Итак, картина ясна. Невероятно, но ко всем убийствам руку приложила Анфия Саввишна! Выходит, у нее действительно был роман с Сирро. Подозреваю, что он изменил ей, завел роман с другой, и она убила его за это. Бедняга Беклемишев погиб вследствие того, что каким-то образом смог уличить ее… Чиркова же, на свою погибель, прибегла к шантажу.

– Возможно, что так все и было, – отозвался Аблов, глядя куда-то вдаль. – Сирро предал ее, и она в ярости исполосовала его ножом. Чтобы разделаться с Беклемишевым, ставшим для нее опасным, хватило одного выверенного удара в сердце. То же самое с Чирковой.

– Кто вам сказал про то, как погибли Беклемишев и Чиркова? – спросил Хитрово-Квашнин.

Аблов поправил картуз привычным жестом.

– Иванов за рюмкой водки.

Хитрово-Квашнин посмотрел вперед. Бричка, поднимая облачка пыли, катила все дальше. Митрофан тянул какую-то заунывную песню, от которой щемило в груди.

– Я вот, что уяснил для себя, Филипп Елизарыч… Анфия понимала, что рано или поздно Кирсанова обязательно нагрянет в усадьбу с визитом, чтобы засвидетельствовать почтение Роману Иванычу. Даже если бы она на время куда-нибудь отъехала, в доме ее портреты, написанные талантливым крепостным художником. Владимирская помещица узнала бы хозяйку имения в два счета. И что потом? А вот что: низвержение с пьедестала, конец всеобщему обожанию, позор!.. Ничего не остается! Нужно убрать Кирсанову! Решено!.. Собираясь в парк, Анфия положила в сумку не только бумагу, перо, чернильницу и карманный нож с кинжалом, но и мужскую одежду со шляпой и ботинками. Переодевшись и оставив где-то в парке смышеного спаниэля, добралась до усадьбы сестер, выждала удобный момент и через открытое окно забралась внутрь дома. Вонзить кинжал в грудь спящей жертвы ей не составило труда. Выбравшись наружу и, потеряв при этом перо со шляпы, она отправилась обратно. Мужа, конечно, она и не думала подставлять, просто так вышло. Идея отвести от себя подозрения мнимым нападением, видимо, пришла ей в голову одновременно с намерением покончить с Кирсановой. Переодевшись в женское платье и спрятав мужское, она зашла вместе с Джеком в беседку, устроила в ней беспорядок и нанесла себе несколько порезов небольшим ножом. Все выглядело столь правдоподобно, что поверил ей и я… А просветление снизошло на меня в библиотеке. Что дало ему толчок?.. Исчезнувшая шляпа с пером вальдшнепа и то, что Калязинский и Переславльский уезды двух северных губерний граничат друг с другом. Уж не крылась ли причина гибели Кирсановой в прошлом Анфии Саввишны, мелькнуло в моей голове… Но вот, что не дает мне покоя, Филипп Елизарыч. Почему она убила француза, Беклемишева и Чиркову карманным ножом, а Кирсанову кинжалом?.. С ним же напала и на Сахарову!.. Странно, как-то не сходится.

– Сейчас уже не узнаешь, – пожал плечами Аблов. – Истина порой остается скрытой от нас.

Хитрово-Квашнин закивал головой.

– С этим не поспоришь… И все же жаль, что такой красавицы больше нет на свете. Истинный Бог, видеть ее было большим удовольствием.

Аблов горько ухмыльнулся и уставился в одну точку перед собой. В ходе раздумий снова вздохнул, поднял с земли сухую веточку и, достав из кармана складной нож, принялся рассеянно обстругивать ее.

У Хитрово-Квашнина гулко забухало в груди от внезапной догадки.

«Карманный нож!.. Тот самый?.. Иванов никак не мог сообщить Аблову о том, что Беклемишева и Чиркову убили одним ударом ножа в сердце. Он валялся в усадьбе в стельку пьяный… Или, все же, запойный заседатель успел с ним свидеться, когда шлялся на постоялый двор?.. А вот сейчас и проверим».

Заметив стайку птиц над Самовцом, он, скрывая волнение, произнес:

– Утки вроде бы летят над рекой… Приеду домой, обязательно поохочусь. Не забыть, дворового послать в скобяную лавку Клюева, прикупить пороха и пуль… Имечко у моего дворового редчайшее,