20 автоматчиков на бронированной машине десанта. Оставить солдат на двухчасовой сон в рядах чужих палаток оказалось не сложно. После начала штурма быт лагеря перевернулся с ног на голову несколько раз, и уже никто не мог ручаться за принадлежность чего-либо кому-либо, ввиду незначительного количества первого и редеющего количества второго.

Громов собрал подчинённых ему офицеров на совещание. Сам факт предстоящего боя никого из профессиональных военных не удивил: знали куда командировка, но вот идти в атаку с необученным личным составом – та ещё авантюра. Вдобавок к неважным боевым навыкам рядовых и сержантов прибавлялась неслаженность подразделений. Почти никто никого не знал. Даже командиры познакомились друг с другом менее суток назад, а кое-кто из них и личный состав только вчера принял. А тут ещё воевать вместе надо. Но поскольку изменить ничего уже было нельзя, Александр Иванович потребовал действовать согласно следующему плану: впереди пойдёт разведка, а танки, вперемешку с другим бронированным транспортом поплетутся за ними. Пехота должна будет разместиться на броне и попрыгать с неё, как грянет первый выстрел. В случае боя движение останавливается: пехота занимает фланги и корректирует огонь техники.

Командиры сверили карты – самая свежая была отпечатана три десятилетия назад, переписали позывные, договорились об ответственности за направления возможного огня и пошли поднимать уснувший крепким сном личный состав. Времени оставалось в обрез – Громову и так пришлось выпрашивать­ паузу в два часа. В конце концов выставленная второпях колонна двинулась от базы к Северо-Восточному въезду в город. Майор смотрел на дымящиеся вдали девятиэтажки, с рёвом пролетевшие над городом реактивные самолёты и попытался изгнать дурные мысли прочь из своей головы. Укрывшись за башней танка, он держал связь со всей «ленточкой» из машин через радиста, которого посадил рядом с собой. Метр за метром, город становился всё ближе. Колонна пересекла небольшой мост через один из притоков Сужны, стали видны первые проезды промышленного квартала. Взору открылась страшная картина: почерневшие корпусы подбитой техники с багровой, дурнопахнущей землёй вокруг них. Из полуразрушенной кирпичной проходной завода выглянуло несколько солдат-пехотинцев с перебинтованными конечностями. Не сказав ни слова, они проводили взглядами проезжавших мимо них «свежих» мотострелков. Юноши, прочувствовавшие близость смерти, смотрели на своих перепуганных одногодок. К ним были обращены постаревшие, тёмные от грязи и копоти лица, безучастные, пустые глаза. На раненых висела местами порванная форма. При взгляде на эту горстку уцелевших, по спинам ехавших в город солдат пробегала неприятная холодная рябь.

Колонна свернула в сторону жилого квартала, двигаясь сквозь протараненный танком завал. Колёса и гусеницы ехали по слою из гильз, снега и грязи, скопившихся на потрескавшемся асфальте. Вокруг стояли зияющие выбитыми окнами дома: тлеющие пожары в отдельных квартирах, рухнувшие перекрытия, дыры в стенах, чёрная от гари штукатурка. Вместо пешеходов на пустых улицах лежали трупы. Вот несколько солдат, обезображенных взрывом ручной гранаты у подъезда. Вот старушка, рухнувшая там, где ей снесло миномётным осколком часть черепа, разорвав в клочья платок. Рядом с ней «похоронен» под упавшей стеной дед. Неподалёку видна торчащая из кучи обломков рука в женском пальто. А впереди, на обочине в глаза бросался недавно потухший танк с наполовину вылезшим из верхнего люка танкистом. Его тело напоминало прогоревшую спичку – изогнутое туловище с запекшейся плотью, прилипшей к костям. Разведка доложила о столкновении: на очередном перекрёстке по гусеницам транспортёра из подвала прострочили очередью. Бойцы решили пока не открывать прицельный ответный огонь и не использовать пушку своей машины – отошли назад. Их офицер понимал, что колонна сейчас двигалась по тылу своих: усиленная вечерним пополнением 286-я бригада должна была стоять где-то поблизости. Громов попытался выйти на связь с командованием, но безуспешно. Тогда он приказал первому танку без десанта подъехать к перекрёстку, остановиться лобовой бронёй к опасному дому, а ствол направить дальше по улице, в сторону центра города. После того, как многотонная «коробка» выполнила указания, беспорядочная стрельба со стороны подвального окна прекратилась. Разведчики, сотрясая воздух отборнейшей руганью, подобрались ближе к опасному проёму и услышали схожие ругательства в ответ. Подвал оказался занят взводом солдат, отбившихся от 286-й бригады. Рации у них не было, командир погиб, где свои и куда идти они не знали. За день пару раз к перекрёстку приближались боевики, и тогда взвод сыпал им очередями из несколько стволов. Среди выживших солдат было много легкораненых. Кроме уцелевших в этом «бункере» находилось и несколько трупов. Бойцов, скончавшихся от полученных ран, сослуживцы бросать не собирались.

Громов объяснил потрёпанному подразделению маршрут до заводской проходной, велел выходить из города. Сам же повёл колонну дальше, навстречу канонаде из выстрелов и взрывов. Через семьсот метров сводный батальон доехал до позиций обороняющейся 286-й мотострелковой бригады. Её крепость состояла из полуразрушенных жилых зданий с танками, припаркованными у развороченных подъездов. Половина «коробок» была выведена из строя. Окна пятиэтажек огрызались короткими очередями на схожие выстрелы со стороны детского садика, стоящего через дорогу.

Рядом с броневиком взвода разведки пролетела граната и попала в стену здания. Нескольких бойцов контузило, двоих порезало осколками. Громов приказал танкам бить по простенкам двухэтажного детского сада. Он видел характерную вспышку в верхних окнах, перед тем как произошёл взрыв рядом с его авангардом. Несколько машин загрохотали стволами орудий. Через пять минут внешняя стена здания рухнула, закрыв облаком пыли металлическую горку, качели и две песочницы. Александр Иванович распорядился оставить раненых фельдшерам 286-й: колонна должна была дойти до блокированной 151-й бригады как можно быстрее. Майор прекрасно понимал, что если не он, то вероятно никто не успеет прийти на помощь окружённым.

Бои у железнодорожного вокзала шли уже двое суток без остановки. Ни боезапаса, ни медикаментов не хватило бы для того, чтобы обороняться ещё и третьи. «Да и сколько их там осталось?» – с грустью осознавал Александр. Перемахнув на другую сторону улицы, «ленточка» из машин чуть прибавила ходу. Она оказалась на рукотворном пустыре: несколько домов были снесены до основания разрывами авиационных бомб. Громов ощущал смесь злобы и стыда: «Я что, приносил воинскую присягу, чтобы родную страну с землёй сровнять?» Он видел среди пепелища осколки мирной жизни. Разлетевшийся в щепки шкаф хрустел под гусеницами танка. В обломках пестрели мертвецы в армейском камуфляже, а чуть вдалеке, у сорванной помятой водосточной трубы, лежал ребёнок.

Из-за разрушенных до основания домов водитель разведчиков не понимал, куда ему нужно свернуть. Громов повертел карту и, задавив стоящий в горле ком обратно в свою широкую грудь, гаркнул в гарнитуру рации: