После того как лягушки сделали свое дело, Спалланцани осторожно снял с них штаны и посмотрел внутрь, чтобы понять, есть ли там улов. В отличие от своего французского предтечи, итальянский священник преуспел и собрал несколько драгоценных капель спермы, которые тут же размазал по неоплодотворенным икринкам. Они начали развиваться в головастиков, а это подсказывало, что содержимое лягушачьих штанов было действительно важным для оплодотворения. Однако методичный Спалланцани ничего не оставил на волю случая. Он продолжил опыты, чтобы доказать, что ничто другое не могло оживить икру. Он натирал ее кровью, уксусом, духами, вином (разных урожаев), мочой и соками лимона и лайма. Он даже пытался оживить ее с помощью электричества. Все это не дало результата в репродуктивном плане.

Портновские приключения Спалланцани стали важным шагом в открытии тайны оплодотворения. Менее чем через сто лет земноводные вернулись в лабораторию, где их стали использовать для предсказания оплодотворения – на этот раз не у лягушки, а у человека.

Хотя это кажется подозрительным и напоминает средневековую народную псевдомедицину из бестиариев, но в 40–60-х годах XX века первый в мире надежный тест на беременность был маленькой пучеглазой жабой. Когда ей вводили мочу беременной женщины, жаба не окрашивалась в голубой цвет и не покрывалась полосками, но через 8–12 часов откладывала икру, подтверждая положительный результат.

В то время тест нельзя было провести в домашних условиях на собственной жабе. Инъекцию выполняли специалисты, которые приятно проводили время в подвалах и прилегающих к больницам и клиникам планирования семьи зданиях около аквариумов с жабами-предсказателями. Мне удалось побеседовать с искрометной восьмидесятидвухлетней Одри Питти, бывшим тестером из Хартфордшира, которая рассказала мне, как она в течение трех лет общалась с жабами в больнице Уотфорда.

В 1950-е годы лаборатория с баночками мочи и амфибиями была необычным местом работы для молодой женщины. После окончания школы многие подружки Одри стали секретаршами, она же в 17 лет отправилась в Уотфорд строить карьеру, которая, по ее словам, была «причудливой» и «трудно поддающейся объяснению», но ей нравилась.

«Мы проводили около сорока тестов в день. Жабы были довольно скользкими, но их хватали между лап, держали и делали им инъекцию под кожу в мясистые бедра, – вспоминает Одри. – Потом их кидали в пронумерованные банки, оставляли на ночь в теплом месте, а утром проверяли, не отложили ли они икру. Если жаба откладывала всего несколько икринок, мы повторяли тест на другой жабе. Но жабы практически никогда не давали ложный результат».

По словам Одри, их особые жабы-предсказательницы были «не обычными жабами из близлежащего сада», а экзотичными африканскими шпорцевыми лягушками Xenopus laevis, древним видом водной лягушки из стран южнее Сахары. Они вооружены длинными когтями, у них плоские тела и необычные отметины на боках, как будто их тело заштопали, так что они не очень-то симпатичные. На их выпученных глазах нет век, отчего кажется, будто ксенопусы следят за вами с угрожающим видом по всей лаборатории.

Способность лягушек определять беременность обнаружил в конце 1920-х годов британский эндокринолог Ланселот Хогбен во время работы в Университете Кейптауна. Хогбен в своих исследованиях гормонов ранее использовал европейских лягушек, но в Южной Африке он начал экспериментировать с местной фауной. Он обнаружил, что Xenopus, прямо как современные тесты на беременность, ярко реагирует на присутствие человеческого хорионического гонадотропина – гормона, который выделяется после оплодотворения человеческой яйцеклетки. Хогбен понял, что потенциал этой лягушки как теста на беременность «послан ему свыше»[324]. Он так обожал эту амфибию, что позже назвал в честь нее свой дом.

Одри Питти (справа) в лаборатории планирования семьи при больнице Уотфорда, где в 1950-е годы она занималась скользким делом – заставляла лягушек сообщать ей, беременны женщины или нет

«Тест Хогбена», как его стали называть, быстро заменил менее надежный «кроличий тест», при котором крольчихе делали инъекцию мочи, а затем вскрывали через несколько часов, чтобы проверить, есть ли в ее яичниках яйцеклетки. Эта старая технология, объяснила мне Одри, была очень непрактичной. «Представьте, сколько надо держать кроликов, чтобы делать по сорок тестов в день!» У жаб было заметное преимущество – их можно было использовать много раз.

Еще одно достоинство жабьего теста заключалось в том, что жабы маленькие и их можно держать в аквариумах в ожидании встречи с гормональным образцом неуверенной женщины. После выдачи очередного предсказания жаба [325] получала короткий отпуск от гормонов, как сказала Одри, «около трех недель». В это время «они свободно плавали, и их кормили рубленой печенкой». Затем их снова использовали для предсказаний.

Африканская шпорцевая лягушка в одиночку произвела революцию в тестах на беременность, сняв клеймо позора с процесса, который раньше был связан со смертью животных, и сделав эту услугу гораздо более практичной, чем когда-либо. Но на этом их научная значимость не заканчивается. Сотни тысяч лягушек завозились из Африки в тестовые лаборатории Европы и Америки, где они привлекли внимание других ученых, занятых в недавно появившейся области биологии развития. Эти интеллектуальные последователи Спалланцани пытались картировать рост эмбриона, для чего им требовалось множество икринок. Амфибии, которых они использовали, размножались сезонно, что сильно ограничивало работу эмбриологов. И вот появилась лягушка, которая могла откладывать икру десятками тысяч штук по команде, после инъекции хорионического гонадотропина (что напоминает очень современную версию спонтанного рождения). В качестве дополнительного бонуса – икринки Xenopus необычайно крупные, в десять раз крупнее человеческой яйцеклетки, что делает их идеальными кандидатами для микрохирургии и генетических манипуляций. К тому же головастики прозрачные, и биологам удобно наблюдать их превращение во взрослых особей. И в довершение всего, взрослые лягушки почти не болеют и могут жить в неволе до двадцати лет. Это брак, заключенный на научных небесах.

Xenopus, наряду с мышью и дрозофилой, является одним из наиболее интенсивно изучаемых модельных организмов на планете, колонии живых шпорцевых лягушек имеются в лабораториях сорока восьми стран на пяти континентах. К 1980 году Xenopus стала самой широко распространенной амфибией в мире. Ее распотрошили, рассмотрели и документировали снаружи и изнутри. Она стала первым клонированным позвоночным и даже побывала в космосе.

Но одной важной детали ученые в то время не знали – и, к сожалению, не обнаружили, пока не стало слишком поздно. Оказалось, что заселившая весь мир лягушка путешествовала не одна.

В конце 1980-х годов герпетологи заметили нечто странное. Популяции амфибий в Австралии и Центральной Америке исчезали – часто неожиданно – из чистых мест обитаний, не оставляя мертвых тел. Они словно бы просто растворялись