на своем пути, опустошая местные популяции рыб, лягушек и головастиков. Неостановимая армия амфибий располагает секретным оружием, с помощью которого уничтожает аборигенную лягушачью фауну: многие беглые ксенопусы в Чили положительны на грибок хитридиомицет, к которому, похоже, у них выработан иммунитет. Но вклад ксенопусов в пандемию хитридиомикоза до недавних пор был неясен.

Ловким ходом в научном расследовании Клаудио стала предпринятая им вместе с несколькими другими исследователями из разных стран проверка фиксированных экземпляров ксенопусов из музеев по всему миру. Зараженными грибком оказались особи, собранные еще в 1933 году – самый ранний случай зарегистрированной инфицированности хитридиомицетом, как раз то время, когда ксенопусы были впервые экспортированы из Африки для использования в качестве тестов на беременность. Многие из них не остались запертыми в лабораториях. Когда место Хогбенова теста заняли две голубые полосочки, добрые сотрудники выпустили на волю тысячи лишних лягушек, надеясь дать тем свободу после долгой верной службы. Бесчисленное множество ксенопусов просто сбежало из лабораторий или было выкинуто как ненужное домашнее животное. Инвазивные популяции африканских шпорцевых лягушек отмечены на четырех континентах, и позднейшие исследования связали некоторые из этих инвазий, например в Чили и Калифорнии, с появлением грибка хитридиомицета и исчезновением местных лягушек. Другие широко распространенные амфибии-вселенцы – такие как американская лягушка-бык, которую разводят по всему миру ради мясистых ножек, – тоже могут переносить эту болезнь, но похоже, что именно исход ксенопусов из Африки мог послужить триггером ее глобальной вспышки.

Это печальная ситуация. Мы многим обязаны ксенопусу в понимании оплодотворения и эмбрионального развития, но, получив эти знания, мы случайно вызвали исчезновение необычайно причудливых видов – таких как вынашивающая головастиков во рту северная лягушка Дарвина. Высотный дом водной лягушки-свистуна также заражен грибком. «Мы живем во времена гомогенизации дикой природы, – вздыхает Клаудио. – Благодаря глобализации и росту населения повышаются шансы на перемещение по всему миру диких видов – а вместе с ними и их болезней».

Клаудио упоминал, что современное интенсивное сельское хозяйство, предполагающее постройку плотин, благоприятствует стилю жизни шпорцевой лягушки, которая процветает в тихой стоячей воде. У Юргена, фермера, которого мы посетили, был один маленький ирригационный пруд, о котором он отзывался как о «чертовой дыре». Глядя в этот гнилой пруд со зловонной водой, кишащий ксенопусами, я подумала: насколько же их внезапное появление легко вписывается в Аристотелеву теорию самозарождения!

За пять тысяч лет лягушка прошла долгий путь. Древнеегипетские фермеры могли почитать ее за плодовитость, но в глазах Юргена Xenopus был ближе к воплощенному проклятию, произнесенному Всемогущим в Исходе: «Я поражаю всю область твою жабами; и воскишит река жабами, и они выйдут и войдут в дом твой, и в спальню твою, и на постель твою, и в домы рабов твоих и народа твоего, и в печи твои, и в квашни твои, и на тебя, и на народ твой, и на всех рабов твоих взойдут жабы» [332][333].

В Библии есть и другое создание, которое «знает свои определенные времена» [334]. Связь аиста с плодовитостью привела к другому набору страхов и заблуждений. Его загадочные прилеты и отлеты породили мифы про оборотничество, подводных и космических птиц в дополнение к параноидальным политическим гонениям.

Белый аист

Птицы исчезают таким образом, что мы не знаем куда, равно как мы не знаем, откуда они появляются вновь, но это похоже на то, что они чудесным образом спускаются с небес[335].

Чарльз Мортон. Сочинение для возможного решения вопроса о том, откуда прилетает аист, 1703

Вид Ciconia ciconia

Одним ничем не примечательным утром граф Христиан Людвиг фон Ботмер во время охоты в землях своего замка в Клютце (Германия) подстрелил необычного белого аиста. Птица уже страдала от ранения – но нанесенного не из любимого ружья графа; она была пронзена деревянным дротиком (или стрелой) почти метровой длины, торчавшим из длинной тонкой шеи аиста, как шампур из шашлыка. Граф отнес аиста к местному профессору, который предположил, что примитивное оружие, грубо вырубленное из экзотической твердой древесины и с простым железным наконечником, принадлежало «африканцу»[336]. Ничего себе. Получается, что пронзенное животное не только выжило, но набралось сил и смогло пролететь тысячи километров до Европы с этаким пирсингом в шее, чтобы по прибытии быть застрелянным графом.

Для отважной птицы это оказался, несомненно, не лучший день, но дело обернулось выигрышно для науки. Изучение пронзенного аиста помогло разрешить одну из самых продолжительных загадок природы – сезонного исчезновения птиц.

Белый аист, Ciconia ciconia, – яркое создание. Взрослые птицы носят бросающееся в глаза бело-черное оперение и возвышаются на метр с лишним на длинных красных ногах. Все у них напоказ, в том числе гигантские гнезда, которые могут достигать двух с половиной метров в ширину и открыто размещаются на верхушках самых высоких зданий в городах по всей Европе. Они неистово и ликующе трещат своими большими алыми клювами, когда приветствуют партнеров во время брачного танца в начале каждой весны.

Этот знаменитый Pfeilstorch, или «аист со стрелой», убитый в Германии в 1822 году, предоставил неопровержимые доказательства того, что птицы мигрируют в Африку, – и у него достаточно усталый вид для героической жертвы науки

Это большие шумные птицы, что делает их отсутствие с начала осени еще более заметным. Проведя лето за выращиванием своих птенцов у всех на виду, они исчезают на несколько месяцев, вновь появляясь в следующем году. Сегодня нам очевидно, что в это время аисты мигрируют на двадцать тысяч километров в Южную Африку в поисках лучших источников пропитания [337]. Но куда именно исчезают аисты, а вместе с ними и все прочие перелетные птицы, оставалось предметом некоторых самых стойких ложных истин в естественной истории.

Аристотель первым задумался о том, почему некоторые птицы исчезают в никуда в одном сезоне и появляются снова, как будто по волшебству, в начале другого. Великий мыслитель рассмотрел три возможные теории. Он предположил, что некоторые птицы, такие как журавли, перепела и горлицы, отправляются в теплые края на время холодной европейской зимы. Он даже заметил, что птицы жиреют перед путешествием. Вот бы ему и остановиться на этой верной идее. Но возможно, из-за фантастической выносливости, которая для этого требуется, праотец зоологии счел необходимым придумать еще два объяснения, которые были не только неправильными, но и задержались в науке, значительно превысив срок своей годности.

В эпической «Истории животных» Аристотеля утверждалось, что определенные виды птиц