Скрелинг медленно ухмыльнулся.

И начал отступать. Один шаг, другой. На третьем он кивнул на меч. Сомнений не осталось.

Рискни, если осмелишься.

Ивовый дух дрогнул и замерцал; Хротмунд обли-зал губы.

Рискни, если осмелишься.

Лорд Бадона в мгновение ока метнулся вперед. Ни один человек не мог двигаться с такой скоростью и проворством. Он хотел подхватить выпавший из рук Этельстана меч и встать напротив Гримнира с блестящим на свету заточенным клинком в ладони. Но, несмотря на расторопность и быстроту Хротмунда, сын Балегира оказался быстрее.

Гримнир перехватил его на полпути, врезавшись плечом Хротмунду в живот, он заставил его попятиться и повалил с ног. Они упали на обломки поперечного нефа, пронзительно скрипнувшие под их весом. Позвоночник Хротмунда не выдержал удара. Лорд Бадона попытался подняться, но ноги уже не слушались его. Он заскреб ногтями здоровой руки по обломкам, но тщетно. Он соскользнул на пол. Наконец Гримнир сжал его голову и яростным движением свернул ему шею.

Выдохнув, он отступил на шаг и взглянул на результат. Человек уже умер бы от ран или умолял о смерти, корчась в агонии, но ивовый дух не чувствовал боли – лишь мертвый груз ставшего вдруг бесполезным тела. Оживившее оболочку Хротмунда колдовство могло со временем исцелить его и вновь вернуть в строй, но это потребовало бы от ивового духа непомерных усилий.

– Что, бросишь меня в таком виде? – проскрипел Хротмунд. – Или все же добьешь?

– Добью? – Гримнир сплюнул. – Будь моя воля, я б тебя, как рыбу, распотрошил. Нет, тебя хочет видеть твой господин.

– Мой… мой господин? – глаза Хротмунда расширились. – Господь Всемогущий! Не делай этого! Убей меня, если хочешь! Но не отдавай меня этому мерзкому демону! Он…

– Да-а-а! – Гримнир злобно улыбнулся, обнажив клыки. – Да! Умоляй, жалкий червяк! Моли о пощаде!

Хротмунд сжал зубы, и в глазах ивового духа загорелось упрямое пламя ярости. Видя его разочарование, Гримнир расхохотался и, выпрямившись, помахал Этайн рукой. Бадонскую скалу сотряс еще один слабый толчок, с потрескавшегося потолка посыпались куски балок. Одна из них, длинная оштукатуренная доска, упала прямо в огонь и взметнула в воздух сноп искр. Пастух начинал волноваться.

– Подкидыш!

– Я здесь, – отозвалась Этайн.

Гримнир вскарабкался на разрушенный поперечный неф и нашел ее, опустившуюся на колени рядом с телом седобородого старого дана. Она выглядела потрепанной медные волосы покрывали кровь и зола, а лицо – ссадины и раны; от одежды остались лишь оборванные, тоже заляпанные кровью лохмотья, ее била лихорадка.

– Ну что ты за заноза в заднице, – поприветствовал ее Гримнир. – Пойдем. Пора уносить ноги – и не смей мне дерзить. Повезет, если целыми удерем.

Она подняла голову. Ее глаза покраснели от слез и усталости.

– Думаю, надо тебя поблагодарить, но я уверена, что у тебя были свои причины меня спасти.

Гримнир пожал плечами.

– Я уже сказал: я честно и справедливо тебя украл.

– Ну конечно, – она еще помедлила у тела Оспака. Старый ярл обрел наконец покой, его нахмуренный лоб разгладился. – Ступай с Богом, – пробормотала она, погладив его по щеке.

Этайн вздохнула. Собор станет ему самым лучшим погребальным костром.

Она попыталась встать, упала, попыталась снова. Ноги дрожали. Бездумно опершись на протянутую руку Гримнира, Этайн позволила ему помочь. Он отвел ее к сидевшему на полу Хротмунду, лорд Бадона пожирал ее глазами, но это все, что он мог теперь делать. Этайн оперлась на груду камней.

– Ты в долгу перед этим человеком, – сказала она, вновь посмотрев на тело Оспака.

Гримнир подошел к Этельстану и выдернул из его горла сакс. Очистив его о штаны капитана, он убрал оружие в ножны и, обыскав труп, выудил несколько монет и перстень-печатку.

– Правда? – он осмотрелся и приметил среди булыжников край отделанной горностаем ткани. Саксонский плащ. Вытянув его из-под камней и встряхнув, Гримнир кинул его Этайн. – И чем же я обязан дохлому говнюку, которого в первый раз сейчас вижу?

– Этот дохлый говнюк – ярл Мэна Оспак. Он рассказал мне, где прячется твой проклятый Полудан.

Гримнир почувствовал на плече холодную руку Судьбы. Он скосил глаза на Этайн.

– И где?

Та завернулась в плащ, не удостоив его прежнего владельца и взглядом – может, он и был при жизни хорошим человеком, но он обрек ее на пытки.

– Скажу, когда уберемся отсюда подальше.

Отбросив ложную доброжелательность, разъяренный Гримнир сделал шаг к ней.

– Снова начала командовать? Ты скажешь сейчас, проклятая христоверка!

Склонив набок голову, Этайн задумчиво смерила его взглядом, в котором не было и капли страха.

– А то что? Убьешь меня? Оставь свои игры! Думаю, я тебе нужна. Потому ты и вернулся. И, честно сказать, я нужна тебе гораздо больше, чем ты мне. Даю слово, как только мы покинем Бадон, я расскажу тебе все, что тебя интересует. Но лишь в обмен на свободу.

Бешенство сжало Гримнира раскаленными добела лапами. Он выл и топал ногами, он пинал труп Этельстана, пока тот не оказался по пояс в тлеющих углях пожара. Он проклинал Этайн на грубом наречии своего народа. Но она осталась непоколебима.

– Ты зря тратишь время, – бросила она.

Словно вторя ее словам, по разрушенному собору прокатился еще один подземный толчок. Этайн взглянула на небо сквозь дыры в крыше. Уже совсем рассвело, темные облака дыма смешались с привычным для Бадона серым туманом.

– По рукам? – спросила Этайн.

Сердито сверкая глазами, похожими на угли в кузнечном горне, Гримнир кивнул. Хротмунд при этих словах то ли кашлянул, то ли фыркнул.

– Тебе смешно, ивовый человечек? – с неконтролируемой яростью набросился на него Гримнир. Он наступил подбитой гвоздями сандалией ему на грудь и давил, пока не хрустнули ребра. – Посмотрим, как ты теперь посмеешься!

– Просто прикончи его уже, и пойдем, – поторопила Этайн.

Гримнир выпрямился, тяжело дыша от напряжения.

– Прикончить? О нет. Он идет с нами. Еще один должок, – ругаясь себе под нос, Гримнир подхватил Хротмунда и перекинул его через плечо, как мешок овса. А потом недовольно посмотрел на Этайн. – Давай за мной, подкидыш, и не отставай.

Этайн плохо помнила их побег из Бадона. Только какие-то обрывки, словно в леденящем душу кошмаре: перепачканный ребенок, рыдающий над телом молодой женщины; приглушенные крики из-под груды камней; стекающие в канавы струйки крови. Позабытые пожары разгорались сильнее. Выжившие оплакивали умерших, кто-то молился, кто-то сорванным хриплым голосом звал на помощь – они просили Всевышнего сохранить им жизнь, не бросать в час нужды. Священник в черной сутане стоял на коленях около лежавших в ряд трупов, совершая последний обряд…