София переглянулась с подругой. О том, чтобы мочиться на спящего дракона, не могло быть и речи. Выпивка отменялась.

– Сестры мои, – раздался голос где-то поблизости.

Девушки завертели головами, но Валерия показала вдаль, на острие скальной кручи, что вспарывала космы прибрежных зарослей. На вершине стояла женщина – тонкий силуэт, очерченный пурпурным небом. Фигурка была крошечной, и все же София отчетливо различила горделивую прямизну спины, шрам, вьющийся по предплечью, и даже опаловый лед в глазах ведьмы. Это была Марина.

Расстояние почему-то не имело особого значения в этом месте. Не нужно было стоять близко, чтобы отчетливо слышать каждое Маринино слово, сказанное спокойным тихим голосом. Не нужно было вглядываться, да и вообще необязательно было смотреть, задрав голову, туда, где стояла ведьма. София просто чувствовала все, что происходило на вершине. Толчки и струение ветра там, в вышине. Острые запахи моря. Колоссальность простора, открывавшегося оттуда. Ей даже почудилось, что она видит с высоты пляж, и ведьм на нем, и растерянную себя. Кажется, Софию качнуло, потому что она обнаружила, что Валерия и Саския одновременно придерживают ее за руки.

– По всей стране сегодня проходят шабаши, – продолжила Марина после небольшого молчания, выдержанного, как показалось Софии, только за тем, чтобы дать ей прийти в себя. – Везде, кроме Анерленго. Целая провинция стерта с магической карты королевства за каких-то пять дней. Это трагедия, человеческая и экологическая, и пока мы не знаем, кто за ней стоит. Слишком мало времени прошло, чтобы души наших сестер оправились от смерти и мы могли обратиться к ним за советом. Удар, нанесенный в самое уязвимое место нашей корпорации, мог быть и случаен. Но мы должны и будем готовиться к худшему. Мы будем исходить из того, что некто знает, как эффективнее всего уничтожать ведьм. Мы будем исходить из того, что именно в этом его намерение. Нам не впервой. История ведьм никогда не знала длительного затишья или процветания. Нас веками преследовали, жгли на кострах и ненавидели наши же соплеменники, такие же смертные, как мы. Но те, кто травил нас, оказали нам услугу – они научили нас выживать. Учеба была суровой. Плеть и раскаленный металл вместо розог. Помните? Конечно же, помните. У половины из вас грудь изуродована клеймом ведьмы, а спины иссечены до костей. Нашей периной была гнилая солома застенков, а украшениями – кандалы. Но наши педагоги старались не напрасно: мы выживали до сих пор, и нет ни тени сомнения, что будем выживать и впредь. Каждая из нас – это солдат. А наш воинский долг, долг перед самими собой – не дать повториться тому, что произошло в Анерленго. Это значит – обезопасить нашего Отворяющего.

«Это она про Соломона Лу», – догадалась София, припоминая, что чернокожий медиатор рассказывал, как он что-то кому-то отворяет.

– А что случилось-то в Анерленго? – шепотом спросила она у Валерии, и тотчас головы всех ведьм вокруг повернулись к ней. Очевидно, вопрос Софии облетел пляж – в силу того же волшебства, которое позволяло им без труда внимать далекой Марине. Услышала вопрос и Марина.

– Сегодня среди нас София Верна, дочь Виолы Верны. В свое время Виола покинула наш круг. Поистине прискорбная опрометчивость. Но, обладая хотя бы малым терпением, можно увидеть, как судьба исправляет ошибки прошлого всего лишь поколение спустя. Тем, кто не читал наших гримуаров, кто не причастился еще подлинной магии, может быть трудно понять все значение Анерленгской трагедии. Но ты приглашена к нам на равных, дитя, и мы не станем от тебя ничего таить. Да и всем нам предстоит еще не раз вернуться мыслями к той роковой ночи. В предрассветные часы шестого октября был убит Каспар Амидори, Отворяющий провинции Анерленго. Это не только мучительная человеческая утрата, преступление против святости жизни. Убив Каспара, неизвестный обрек на смерть вверенных Каспару ведьм. Ведь для ведьмы Отворяющий – не просто любовник и учитель. Без Отворяющего для нас нет магии. Без магии нет жизни. Многие ведьмы Анерленго не пережили этой потери. Одних убил острейший синдром отмены магии. Другие наложили на себя руки сами или нашли смерть от рук кого-то еще, не вынеся своего горя. В Отворяющих мы обретаем свое могущество, и в них же – наша главная слабость.

Марина обернулась и протянула руку кому-то, кто стоял позади нее на скале, скрытый от глаз до этого момента. Но София уже знала, что сейчас увидит Соломона Лу. Медиатор взял руку Марины в свою и встал рядом. Ведьмы внизу захлопали в ладоши, приветствуя пару на вершине горы.

– Мы ведьмы. У нас нет своей страны, нет соборов, нет крепостей. Соломон Лу, наш царь Соломон – вот наша единственная Родина. И сегодня я всех вас поднимаю на ее защиту. Сол, старый друг, любовь моя, ты разрешишь мне стать твоим личным телохранителем?

Соломон обнял Марину, не говоря ни слова. Объятие было кратким, но крепким. Ведьма переждала, пока внизу затихнет одобрительный гул.

– Сестры! На кону стоит, может быть, самое выживание ведьмовского рода. Отбросим всякую жалость к врагам. Но для этого прежде всего нам нужно отбросить жалость к себе. Поэтому я не буду говорить, что все образуется. Я не буду утешать вас. Наоборот: я призываю вас заглянуть в лицо своему страху. Что, если убьют меня? Что, если убьют Соломона? Только заносчивый глупец станет лгать себе, что это невозможно.

Марина посмотрела на Отворяющего. Тот ответил на ее взгляд кивком головы.

– Если это произойдет, это будет катастрофа. Но и тогда мы не дадим погубить нас. Потому что с этого дня мы не будем себя щадить. Начиная с этого дня, вводится ограничение на использование магии. И мы будем сокращать дозу до тех пор, пока каждая ведьма не научится обходиться лишь самым малым. О том, чтобы за счет магии обеспечивать свое существование, больше не может быть и речи. Пускай это равносильно тому, чтобы просить вас добровольно ослепить себя или отрезать себе язык. Но лишь так, лишь аскезой мы приведем себя к той свободе от магии, которая позволит нам выжить, даже если мы лишимся ее. Когда грянула буря, бесполезно оплакивать листья, ветви и даже стволы деревьев. Уповать надо на то, что глубоко под землей уцелеют корни.

На этот раз толпа отозвалась общим встревоженным вздохом. Кто-то всхлипнул. Но возгласов недовольства не было. Никаких «снять все деньги и валить из страны». Хотя, может быть, дело было не в стойкости и единодушии, а в том, что даже малейший ропот был бы замечен.

– Обещаю вам одно: когда убийца Каспара Амидори и всех анерленгских ведьм окажется у нас в руках – мы казним его самым медленным и зверским способом, какой только приписывают нам людские предрассудки. Мы упьемся его кровью до дурноты!

Некоторые ведьмы подняли за это бокалы и пригубили вина, заранее различая в его букете тонкие ноты крови.

– Но сегодня магия с нами. Давайте делать то, зачем собрались.

Когда Марина замолчала, София услышала музыку, которая то ли тихо играла все это время, то ли зазвучала только теперь: странную музыку, уже где-то слышанную или похожую на что-то, что она слышала прежде. Обернувшись на звук, девушка не сразу увидела возле скального гребня пятерых музыкантов – их бесцветные фигуры казались почти прозрачными на фоне серого камня. Это были такие же мертвецы, каких она видела в клубе «Чумной барак», с полуприкрытыми глазами, впалыми щеками и пальцами без ногтей, которыми они перебирали струны гитар и клапаны своих флейт. София слушала, слушала, а потом уже не могла не слушать. Музыка закрадывалась ей под кожу, шевелилась под скальпом. От груди взошел горячий румянец, достигший даже кончиков ушей, а сердце и печень затрепетали, так что стало почти больно. В нарастающих звуках было щемящее, безнадежное совершенство, которое роднит музыку с мучениями любви или отчаяния, когда ты задыхаешься в тесноте и безысходности, хоть кричи, потому что эти чувства настолько больше, чем ты, что тело не справляется, – и вопрос лишь в том, сколько ты продержишься на грани распада, прежде чем эти силы сомнут и уничтожат тебя.