В этот момент пахнуло костром. Девушка очнулась от наваждения, с недоумением застав себя в слезах. Быстро вытерла лицо, закрутила лохматой головой. Еще не придав новому запаху никакого значения – а впрочем, наверное, будут что-то готовить на огне, – она неконкретным взглядом обвела пляж и с ужасом, пока еще неконкретным, уставилась на каменистую площадку, где происходило что-то неладное. Те несколько ведьм в сиротских обносках, что держались особняком, выстроились в ряд, а другие ведьмы обложили им ноги охапками дров, так что наваленные бревна доходили до колен.

Сухое дерево уже занялось под двумя из приговоренных и сочилось желтоватым дымом. Третья ведьма молча смотрела, как у ее ног разводят огонь. Факел поднесли к поленьям в нескольких местах, чтобы пламя разгоралось равномерно.

«С чего я взяла, что мы будем здесь в безопасности? – пронеслось в голове у Софии. – Бежать некуда. Они и нас затащат на костер, и мы умрем здесь. Этой ночью мы умрем. Папа даже не узнает, что со мной случилось».

И все же в происходящем была какая-то несообразность, нелогичность. Страх, скрутивший желудок и плескавшийся уже у самого горла, ослабил хватку. Горевшие женщины не кричали. На лицах – гримаса напряжения, но не более того. Ни перекошенных ртов, ни глаз навыкате. Не было и обязательного в таких случаях столба, к которому привязывали жертву. Приговоренных вообще ничто не удерживало. Они добровольно стояли посреди прибывавшего пламени. Волны жара стали плавить воздух – в дрожащем мареве волосы объятых огнем женщин вздымались и реяли, как будто им передались повадки огня.

София смотрела и смотрела, не догадываясь, сколько уже прошло времени, ничего не чувствуя. Саския, бледная, недвижимая, тоже не могла отвести взгляда.

Костры разгорелись в полную силу, так что толпе пришлось отпрянуть. Ближе всех к огню стояла немолодая ведьма, державшая наготове красный баллон огнетушителя. К этому времени пламя поднялось так высоко, что фигуры удавалось разглядеть с трудом. София ждала, что вот-вот почувствует тошнотворную вонь горелой плоти, но ветер по-прежнему доносил только чистый аромат костра, знакомый еще с детства по палаточным ночевкам посреди шумящего леса. Бревна, уложенные шалашом, прогорели и стали разваливаться, взвивая в воздух россыпи искр. Прозвучала какая-то команда, и женщины вышли из огня, отряхивая с нагих тел дотлевающие остатки одежды. София почувствовала, как в мозгу что-то непоправимо смещается…

Обнаженных ведьм одну за другой осмотрели на предмет ожогов, заглядывая в рот и прикладываясь ухом к груди. Но, очевидно, единственным ущербом, вынесенным из костра, стали перепачканные в угольной саже ноги. Уцелели даже волосы на лобке. Разве что одна из ведьм надолго закашлялась. София догадалась, что и одежда на женщинах была такая заношенная, чтобы не жалко было ее спалить.

– Вы обе дрожите, – осторожно прикоснулась к девушкам Валерия. – Может, все-таки выпьете?

София кивнула, чувствуя, как пересохло во рту.

Валерия ушла, велев никуда не уходить, и вскоре вернулась с двумя бокалами.

– Это что-то вроде экзамена. Все огненные ведьмы должны пройти испытание огнем. Это еще ни разу не заканчивалось чьей-то смертью, хотя пару лет назад одна девчонка чуть не сгорела. Видно, плохо готовилась.

София осушила свой бокал и облизала губы.

– Разве раньше ведьм не казнили на костре?

Валерия кивнула.

– Казнили. Даже если пламя не причиняет тебе вреда, дышать-то все равно чем-то надо. А палачи умеют развести огонь так, чтобы было побольше дыма. Ну и потом, огненную ведьму всегда можно утопить. Инквизицию никакие наши способности не ставили в тупик.

– До сих пор не могу прийти в себя, – покачала головой Саския, по-прежнему держась за сердце. – На сегодня у ведьм еще запланированы какие-то экзамены, о которых нам надо знать?

Валерия пожала плечами с виноватой улыбкой.

– Напугать вас никто не хотел. Но произойти может все что угодно. Так что бокальчик-другой успокоительного не повредит. А может и ничего не произойти! На шабаше у каждой ведьмы свое испытание, и чаще это что-то сокровенное, так что обходится без пиротехнических эффектов.

Мимо них прошла обнаженная ведьма, пронеся в волосах запах дыма. София рассеянно посмотрела ей вслед, глядя, как при ходьбе переливаются ямочки над ягодицами. Остатки костров потушили водой, и женщины разбредались по пляжу, как будто их больше ничто не объединяло. Разговоры стихли. «Наверное, хотят подумать каждая о своем, – решила София. – Но зачем было для этого собираться всем вместе? Неужели дома их так достают разные заботы, что только на шабаше и получается успокоить нервы?»

Даже Саския, казалось, была разочарована.

– Нет, это хорошо, что больше ни под кем не разводят огонь. Но что остальные? Они так и будут просто выпивать и глядеть в пустоту? Эти их сокровенные испытания – это что, какая-то духовная работа?

София не удержалась от улыбки. Она и раньше замечала, что ее подруга отзывается о духовных предметах без лишнего почтения. Уж сама-то Саския привыкла считаться только с практической стороной дела, с неоспоримой данностью вещей, а всякие внутренние метания оставляла людям праздным и падким на мистику. Лучшей спутницы здесь, на шабаше, и пожелать было нельзя.

Зато Валерия откликнулась неожиданно угрюмо:

– А вы чего ждали? Хороводов вокруг черного козла? Между прочим, испытание ждет и тебя, София Верна. Твое первое настоящее испытание магией.

Улыбка угасла на лице девушки, как ни пыталась София сохранить бодрый вид. Больше она не была посторонним зрителем, теперь это все касалось ее. Хоть бы ей предстояла сокровенная духовная работа, а не проверка огнем, или водой, или железом. Саския что-то сказала, но София не поняла, слишком поглощенная худшими из своих предчувствий. Ноги сделались мягкими и ненадежными, потому что всю оставшуюся в организме твердость девушка сосредоточила в голосе:

– Что мне нужно будет делать?

– Сесть для начала. Да вот сюда, прямо на камень. А теперь прислушайся к себе.

София выдохнула, садясь. По крайней мере, от нее не требовалось выносить какие-то жестокости. Почему бы и не прислушаться к себе, раз уж попросили? Прямой опасности в этом не было. Правда, вслушиваться в себя оказалось не так-то просто. Девушка закрыла глаза, но внутри было тихо до гулкости, будто все чувства пугливо замерли, стоило только направить на них внимание. Гораздо явственнее давал о себе знать размеренный шорох прибоя, говоривший от лица всех сил природы, которым нет дела до ничтожных человеческих страхов. Набегающая волна вскипала раз за разом, уволакивая за собой с поверхности пляжа пригоршни отполированных камешков. В этом неумолчном шуме то терялись, то снова отыскивались нежные голоса флейт и колючий струнный перебор. Девушка и забыла про музыку, а она продолжала звучать все это время. Так бывает с запахами в твоем доме, к которым настолько привыкаешь, что перестаешь замечать, а замечаешь тогда только, когда заходишь с уличного воздуха.