Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снова пауза.
— Кое-что было.
Сердце у Дениз забилось быстрее. О, она этого человека знает. Улавливает слова в его молчании.
— Что?
— Да так. Ничего.
— Что-то было.
— Не было.
— Я же понимаю: вы что-то нашли. Я по голосу слышу. Скажите что.
— Несколько месяцев назад во Флориде пропал мальчик. Слыхали, может?
— Я больше не читаю газеты. И его нашли? Нашли мальчика? — Голос дрожит от возбуждения, кишки крутит завистью. И это слово — эхом в ушах: нашли, нашли.
— Нашли тело.
И Дениз снова скрутило — на сей раз ужасом. За себя, за родителей мальчика, за всех родителей на земле.
— Вы не слышали?
— Как он умер?
— Его убили.
— Как?
— Не могу вам сказать.
— Детектив. Вы же знаете, что я выдержу. Вы знаете. Отвечайте уже. Как. Убили. Мальчика? — Очень трудно говорить ровно.
— Да нет, просто… ну, расследование еще идет. Я сам не знаю. Это не мое дело, нас извещают в случае… если есть сходства.
— А есть сходства?
Он вздохнул:
— Мальчику было девять лет. Афроамериканец. Обнаружили велосипед.
— Велосипед? Но… но… но был же велосипед. Мы обнаружили велосипед Томми — у дороги.
— Я в курсе дела, миссис Крофорд.
— И человека, который это сделал… убил флоридского мальчика…
— Нет, его не поймали. Там работают день и ночь, уверяю вас.
— День и ночь. Ну да.
Видела она эти дни и эти ночи. Все довольно быстро бегают день, неделю, месяц, а затем то часок улучат, то пару минут.
— Слушайте, если нам что-то сообщат, я вам скажу. Даже если преступника найдут, маловероятно, что есть связь. Вы же понимаете, да? Гораздо вероятнее, что это сделал его знакомый — родственник, друг семьи…
— Где нашли тело?
— Миссис Крофорд.
— Где его нашли?
— В ручье на задах его школы.
— Но… у нас по всему округу ручьи. Соберем поисковую партию…
— Миссис Крофорд. Я прочесал весь округ буквально с лупой. Вы же знаете. Я вам лично позвоню, если всплывет что-то существенное. Даже не так — если и не всплывет, но они поймают этого мудака во Флориде, я вам перезвоню в тот же день. Договорились?
— Лично. — Дениз горько вздохнула.
— Да.
— У него сегодня день рождения.
— Что?
— Сегодня у Томми день рождения. Ему шестнадцать.
Пауза.
— Ну, вы держитесь. Хорошо? Миссис Кроф…
Но она повесила трубку.
В мотеле Андерсон растянулся на постели; все тело ломило от смятения.
Он допустил ошибку. Мозги его отчасти вышли из строя. Он не нашел слова «ящерицы» и вместо него написал «рептилии». Да господи, он даже GPS уже не слушается: голос говорит одно, мозг слышит другое.
Он слишком увлекся. Убедительный, хорошо задокументированный американский случай; Андерсон думал, что в этом-то и загвоздка. Последние недели летал на крыльях распахнувшихся возможностей; задремывая по ночам, грезил о признании, а когда просыпался… ошибка громоздилась на ошибку. И теперь ему конец.
В соседнем номере плакал мальчик, мать его утешала. Всхлипы пронзали Андерсона иголками. За тонкой стенкой раздались слова «Эшвилл-роуд».
— Когда мы поедем на Эшвилл-роуд? — бодро осведомился Ноа, проснувшись в машине. — Когда?
Даже в пучине уныния Андерсона прошило этими словами навылет; волнение мальчика оказалось заразительно. Эшвилл-роуд!
— Мы сейчас в Эшвью, малыш, — ответила Джейни.
— Но этот неправильный, — терпеливо возразило дитя.
— Может быть, малыш. — Джейни многозначительно покосилась на Андерсона, точно разглядела его возбуждение и оно причиняло ей боль. — Но мы тут уже закончили.
— Мы теперь поедем в правильный?
— Вряд ли, детка. Нет, не поедем.
Ноа выпрямился в детском кресле, недоуменно переводя взгляд с одного взрослого на другого. Уставился на Андерсона:
— Ты обещал, что поможешь мне найти маму!
— Я знаю. — Андерсон обреченно кивнул. Из-за него они пострадали — и мать, и ребенок. — Прости, Ноа.
— Нои, — сказала Джейни, — хочешь мороженого?
Ребенок пропустил ее слова мимо ушей. Он прожигал Андерсона глазами, и в этом взгляде читалось понятливое недетское отчаяние.
— Я очень огорчен.
А затем Ноа отвернул лицо, чтоб не видеть этих взрослых, закрыл лицо руками и заплакал.
Андерсон выбрался из постели. Открыл мини-бар, достал бутылек водки, отвинтил крышку и поднес бутылек ко рту. Проведем эксперимент. Андерсон уже сто лет не пил водку. Капнул на язык, распробовал, как она пощипывает, поразмыслил и вылил в рот все до капли.
Водка замечательно согрела — словно невидимая рука погладила там, где тела не касались годами. Рассудок затрепетал, предчувствуя надвигающуюся аннигиляцию. Андерсон рукой провел по лицу — на ладони осталась ржавчина. Это еще что такое?
Он глянул в зеркало. Темная кровь текла из носа по верхней губе, размазалась по щекам. Стыдно в глаза себе взглянуть.
Он заткнул ноздри салфетками, доковылял до постели. Он утрачивал власть над собой; под натиском алкоголя раскачивался, как дерево в буран, корнями выдираясь из земли, и разум внезапно, неумолимо свернул к единственной истории, о которой Андерсон не дозволял себе вспоминать. И папку порвал бы на мелкие клочки, не будь она уликой. Худший случай в его практике.
Прита.
Он лег и попытался запихать ее подальше от повседневности, где и продержал многие годы. Но Прита уже явилась и уходить не желала. Пятилетняя девочка носится по двору с братьями, гоняет мячик, глянцевитые волосы развеваются на бегу. Так приятно было повстречать этого жизнерадостного ребенка после долгой череды робких помятых детей, обитателей литоралей.
Прита Капур, худенькая и прелестная, с большими серьезными глазами.
Андерсон думал, это будет один из ярчайших случаев в его коллекции.
В окошки бетонного дома лилось солнце. Мать Приты встала, затворила ставни, погрузив комнату в тень. В полумраке поблескивал латунный столик, у Андерсона потели ладони. На губах вкус круглого сладкого пирожка — сахар, розы, молоко.
В углу сидел деревянный Ганеша — устранял препятствия. Телевизор у стены мигал болливудским фильмом, но его никто не смотрел.