– В том, что каждой твари – по паре. Дени Морт во всехсвоих ипостасях – это коллега Шершнева, – пояснил Бертран. – Конечно,Морт – фигура гораздо более серьезная, можно сказать, мастер международногокласса, Шершнев по сравнению с ним – просто мальчик из церковного хора. Междуними есть одно общее: ни того ни другого ни наша полиция, ни Интерпол не могутвзять с поличным. Но если Шершнев сидит в Париже и строит из себядобропорядочного адвоката, пытаясь хотя бы для видимости уживаться с законом,то Морт практически неуловим. Он виртуозно меняет внешность, вы и сами могли вэтом убедиться.

– Морт – это и есть его настоящая фамилия? Или он Тод?Или все же этот, как его?..

– Нет, в том-то и состоит ирония судьбы, что этомучеловеку, который сделал смерть своим ремеслом, повезло родиться с фамилиейМорт. Думаю, я не поверил бы, если бы мне кто-то сказал об этом, но я знаюсовершенно точно, что это так.

– Откуда?

– Оттуда, что мы с этим Мортом, можно сказать, друзьядетства.

Стакан выпал из рук Алёны. По счастью, он уже почти опустел,да и Бертран с непостижимой ловкостью поймал его у самого пола.

– Не пугайтесь, – он вручил стакан Алёне, – яже говорю: мы, можно сказать, друзья детства. А можно и не сказать. Мы родом изБургундии, есть там такое чудное селение – Мулен-он-Тоннеруа. Великолепное,сказочное место! Там вообще много Мортов, Баре, ну и Гренгуар оченьраспространенная фамилия.

– Мулен? В Бургундии? – недоверчиво переспросилаАлёна. – Да что вы говорите? Туда как раз собираются ехать Морис и Марина,какие-то друзья пригласили их пожить в своем доме.

– А вы с ними едете? – быстро спросил Бертран.

– Да ну, мне и в Париже хорошо, – покачала онаголовой.

Тот посмотрел с сомнением: похоже, не слишком-то верил, чтогде-то, пусть даже и в Париже, может быть так же хорошо, как в этом неведомомМулене.

– Ну так что Морт? – напомнила Алёна.

– У меня с ним старые счеты. Когда нам было пошестнадцать, он увел у меня девушку. Мы все учились в одном классе, у Арьян –ее звали Арьян – были поразительно красивые волосы – легкие, пышные, вьющиеся,золотые… просто солнечные лучи… – Бертран мечтательно улыбнулся. – Япотом долго ненавидел светловолосых женщин. Смешно вспомнить, как страдал!

– Вы ее так сильно любили?

– Сильно или нет, уж и не помню, но это была перваялюбовь… А Морт меня терпеть не мог, вот и переспал с моей Арьян – просто так,чтобы мне досадить. Он был весьма обаятелен, а она легко смотрела на жизнь. Мыподрались так, что чуть не убили друг друга. В конце концов оба мы уехали из Мулена,Арьян тоже вышла замуж куда-то в Оксер или в Тоннер, точно уж и не скажу, япостарался забыть эту историю, но, как ни странно, известия о Дени пороюдоносились до меня. Он завербовался в Иностранный легион, был там на высокомсчету, считался чуть ли не лучшим снайпером, потом сам нарвался на пулю вживот, перенес не одну операцию, был комиссован, ну и начал подрабатывать темединственным ремеслом, которым владел. Так что его фамилия себя оправдала.

Алёна кивнула. Да уж, фамилия у Морта еще та!.. Интереснаяэто вещь – говорящие фамилии. В России был знаменитый фехтовальщик Кровопусков…А разве у самого Никиты Шершнева не говорящая фамилия? Ведь шершень – этобольшая оса, тревожить гнездо которой не стоит. Эти насекомые очень агрессивны,а укусы их весьма болезненны. Острая боль, отек, воспаление, головная боль,головокружение, сильное сердцебиение, повышение температуры, крапивница, пороюзатруднение дыхания, а в тяжелых случаях – анафилактический шок, доводящий дажедо паралича центральной нервной системы, и самый настоящий сердечный спазм –вот что может приключиться из-за укуса потревоженного шершня. Потому Алёну ибила весь вечер дрожь, потому она и прибегала к сильнодействующимтранквилизаторам, что до сих пор не могла прийти в себя и поверить, что спасласьиз гнезда русско-французского шершня без контрольного укуса в голову. Сердечныйспазм у нее практически произошел в тот момент, когда появилась эта дурацкаяАнастази. Причем спазм этот был так силен, что Алёна словно окаменела: нирукой, ни ногой шевельнуть, ни в бегство удариться.

Ей надо было, конечно, изобразить ледяное изумление, принятьвид, будто Анастази ее с кем-то перепутала, однако Алёна только и могла, чтостоять, будто приколоченная к полу, да лупать глазами, в то время как Никитаудивленно повторил вслед за секретаршей:

– Нашли блокнот?.. Какой блокнот?

– Да ее шефа, какого-то Баре, – ляпнула Анастази,у которой, видимо, было недержание речи. – Говорила, он был у вас вчера изабыл тут блокнотик с русскими буковками на обложке. Только мы его не нашли.

– А когда это было? Когда вы его искали? – спросилНикита, и Алёна поразилась тому, насколько изменился его голос. От веселого игостеприимного хозяина, обворожительного собеседника не осталось и помину.Полное впечатление, что в лице Алёны к нему явился враг, разделаться с которымон мечтал всю предыдущую жизнь. И будет жалеть всю оставшуюся, если не удастсявоплотить эту мечту в реальность!

– Да примерно час назад, перед тем как мне в джим-сальидти, – продолжала болтать проклятущая Анастази.

Нет, вот же свинство какое, а? Алёна была убеждена, чтоАнастази на сегодня свое отработала и свалила домой. Почему же она непредупредила, что всего через час вернется? Свинство, честное слово, другогослова не подберешь! И почему ее не угораздило задержаться в этом самомджим-сале, в спортзале, говоря по-русски, еще хотя бы на полчасика? А главное,почему у нее не отсох по пути на работу ее противненький язычок?!

– Баре – ваш шеф? – Никита повернулся к Алёне иуставился на нее с непроницаемым выражением. – Очень интересно… И давно вык нему устроились? Не позавчера ли, после нашей встречи на Монтолон? А с какойцелью? Неужели тоже для сбора информации к роману? Однако, я смотрю, вашалюбознательность поистине безгранична.

То, что он знал Бертрана, было несомненно. И, конечно,связал все концы с концами. И обо всем догадался…

Ну, тут и круглый дурак догадался бы, а Никита Шершневдураком отнюдь не был.

– Да, вы и в самом деле дамочка с фантазией, какхарактеризуете себя в одном из ваших романов, – проговорил Никита,подтверждая, что и впрямь познакомился с творчеством писательницы АлёныДмитриевой. – Ну, что молчите, как убитая? Может быть, все-таки скажетечто-нибудь в свою защиту? Или нечего?