Члены Общины уже успели выхватить ножи. Медлить они не стали ни секунды.

Неизвестный опустил ружье и вскинул брови.

– Вас предупредили, что вы встретитесь здесь с нами?

Члены Общины медленно разжали пальцы, повернули головы и уставились на Карла, губы которого превратились в тонкую, как бритвенное лезвие, линию.

– Мы же новобранцы, которых вы должны принять, – подсказал неизвестный.

Они заморгали.

Хуан забормотал:

– «Место приема»… – Он встряхнул головой. – Место приема? – Он разозлился. – «Приема» – имелось в виду «приема людей»?

– Я думала, это нам выдадут какой-нибудь гребаный рис, – сказала Дебра.

– Могли бы дать указания поконкретнее, – заметил Глен.

– Блядь, – высказалась Вэл.

Агнес посмотрела на Карла, который, как ни странно, притих. Он смотрел на неизвестного и поглаживал подбородок.

Мужчина в спортивном костюме приставил ладонь козырьком ко лбу и пригляделся к ним. Потом ликующе вплеснул руками.

– Нет, ну это ж надо! – воскликнул он. – У вас чугунный котел, который я вам послал!

* * *

Их стало двадцать. Опять.

Все Новоприбывшие входили в список ожидания. Список, о котором Община никогда раньше не слышала. Список, который за годы разросся с нескольких имен до сотен, потом тысяч, потом десятков и наконец сотен тысяч. А может, и больше. Так говорили Новоприбывшие.

Еще сказали, что поначалу их везли автобусом к другому входу – к какому-то Нижнему, или что-то в этом роде, по дороге, которая проходила через территорию Рудников, но там начались какие-то беспорядки, их вдруг развернули и повезли в другое место.

Сказали, что после еще одной долгой поездки на автобусе им завязали глаза, высадили на безлюдной пристани, перевезли на небольшой моторке, вывели на берег и разрешили снять повязки только после того, как шум удаляющейся моторки утихнет.

Сказали, что здесь, на этом берегу, они пробыли уже некоторое время. Может, несколько месяцев. Раньше у них был календарь.

– Но вы его сожгли, – заключил Карл.

– Ага, – подтвердил мужчина в спортивном костюме. Именно он много лет назад прислал им Чугунок. Он сказал, что его зовут Фрэнк.

Они объяснили, что когда их высадили на этот берег, у них были и часы.

– Но они сломались, – сказал Карл.

Фрэнк кивнул, довольный тем, что кому-то понятны странные факты их новой жизни.

Обведя взглядом свою группу, Фрэнк с сожалением добавил:

– Вначале нас было на два человека больше.

– Но они умерли. – Карл махнул рукой. – Не беспокойтесь, так бывает.

– Не вините себя, – мягко добавил Глен с сочувственной улыбкой.

Карл закатил глаза.

– Надо объяснять, что с ними случилось? – спросила одна из женщин, одетая в рваную юбку с рисунком под звериную шкуру и блестящие босоножки.

Карл нахмурился.

– Нет.

Новоприбывшие явно вздохнули с облегчением и еще больше поразились: обрадовались, что их не станут винить, но остались со своим горем наедине и не знали, что с ним делать. Община настороженно следила за ними взглядами. Они не рассчитывали найти новых людей с их новой блажью. И с новым горем. Они просто шли, куда им было велено. А теперь все изменилось.

Пока продолжалось знакомство, Агнес внимательно изучала новых людей. Отмечала, что они кажутся ей и чужими, и вместе с тем знакомыми. Дюйм за дюймом придвигалась к ботинку одной из девочек, просто чтобы понюхать его. Ботинок был белым и мягким, как вата. Ушки и язычок придавали ему сходство с ящерицей. Шнурков в нем не было. А она думала, во всех ботинках есть шнурки. Она отчетливо помнила, как открыла какой-то шкаф и оттуда потянуло запахом. И поняла, что это пахнет ботинками. Но она подобралась слишком близко, и девочка с ботинком пнула ее. Девочка была постарше Агнес, она следила за ее приближением. И оскалила зубы, но женщина рядом с ней шлепнула ее по руке, и девочка нарочито взвыла.

– Не отвлекайся, Патти, – одернула ее женщина. «Явно ее мать, – подумала Агнес, – или другая родственница – очертания бровей у них были одинаково скептические».

Девочка потерла руку и набычилась, уставившись на Агнес и обвиняя ее в своих бедах. Потом попыталась подтянуть ногу поближе к себе и подальше от Агнес. Но Агнес уже ретировалась.

Мать девочки звали Патрисия, как она сама всем объявила, а ее дочь – Патти.

– То есть вы обе Патрисии? – уточнила Дебра.

– Я Патти, – захныкала девочка. – Просто Патти.

– А я просто Патрисия, – добавила мать Патти, закатывая глаза.

Другую девочку, с виду ровесницу Патти, звали Селестой. В волосах у нее была голубая прядь, на ногах – берцы, которые Агнес сочла самой практичной обувью во всей группе. У матери Селесты, Хэлен, одетой в рваную юбку и босоножки из тонких ремешков, ногти на ногах покрывал сверкающий золотой лак. Мать, похоже, стеснялась дочери, потому что стояла хоть и рядом, но чуть в стороне, обнимая себя руками, будто мерзла. И дочь, кажется, разделяла ее чувства, потому что отклонялась от нее в сторону Патти. Агнес заметила, как девочки коротко задели друг друга руками в знак солидарности.

Отцом Патти был Фрэнк. Он в основном говорил за всю группу.

Было в ней еще двое детей – маленький мальчик и девочка постарше вместе с их матерью. Мать звали Линда, мальчика и девочку – Ховен и Долорес. Детей, похоже, ошеломляло расстояние до горизонта, и они упорно опускали взгляд. Иногда девочка, Долорес, зажимала нос, будто до сих пор не привыкла к здешним запахам, хоть они пробыли здесь несколько недель, а может, и месяцев. Так сильно пахло сыростью и гнилью. И солью. Когда девочка на миг подняла глаза, Агнес поймала ее взгляд и сочувственно сморщила нос. Долорес робко улыбнулась, глядя в сторону Агнес, но мимо, будто не могла заставить себя посмотреть ей в глаза. Ховен носил очки, его короткий ежик напоминал бархатную шапочку. А у Долорес были две косички по бокам и когда-то белые носочки с оборочкой на отвороте, отделанной кружевом. Теперь носки были пятнистыми, темно-коричневыми, а оборка – все еще свежей, будто ее только что пришили. Долорес напомнила Агнес ее саму, когда она впервые очутилась здесь. Правда, Агнес радовалась больше, чем эта девочка. Но, может, ее подвела память. Может, в то время ей было так же страшно от новых видов, звуков и запахов и она мало что замечала вокруг. Но вспомнить, так ли это, не могла. Помнила только, какая она сейчас. И взяла себе на заметку спросить у Глена.

– Это Джейк, – сказал Фрэнк. – Он с нами.

Он указал на парнишку с челкой, закрывающей глаза, как штора, которую Агнес помнила по их квартире, – эту штору отводили в сторону и цепляли за крючок. Крючком парнишке служило ухо, за которое он закладывал пряди челки. Но служило оно плохо, и он то и дело встряхивал головой, откидывая челку с глаз. Казалось, он прикрывает глаза нарочно, и вместе с тем Агнес подумалось, что ему хочется видеть. С ее точки зрения, смысла в этом не было никакого. Она глазела на Джейка, мысленно перебирая все причины, по которым он мог погибнуть здесь с такими волосами. А потом он вдруг откинул с глаз волосы и улыбнулся ей. И она поняла, что он за ней наблюдал. Следил, как на ее лице отражаются все мысли о его волосах. А она ничего не заметила, потому что он спрятался от нее за волосами и хитростью усыпил ее бдительность. Это была ловушка настолько же действенная, как те силки, которые они расставляли, охотясь на мелкую живность. Теперь-то она заметила, что он не улыбается, а, скорее, усмехается. Смотрит понимающе. У него неплохое чутье. Она ощутила прилив уважения и покраснела.