В городке располагается легион. Шестьдесят легионеровсоставляют центурию, две центурии — уже манипула, а три манипулы — когорту.Легион состоит из десяти когорт, а это три тысячи закаленных профессиональныхвоинов, три тысячи острых мечей, три тысячи умело скованных щитов, за которымитак удобно встречать хоть натиск конницы, хоть варварских орд. Поставив щиты«черепахой», можно подходить вплотную к стенам вражеских крепостей и ломатьворота, а самые тяжелые глыбы будут скатываться по стене щитов, как капли дождяпо камню.

Раньше в городе располагались три легиона, настоящих,римских. Так говорили старожилы, хотя римских центурионов никто не видел. Вотуже два поколения здесь служат либо готы, либо герулы, а то и вовсе далекиелангобарды. Правда, в отличие от федератов, что выступали со своим оружием и сосвоими вождями, эти сражались римским строем.

Сейчас две трети схол зияли пустыми окнами. Опустелинедавно, но уже и дверные провалы стали похожи на безобразные входы в пещеры, аизнутри несло нечистотами. Префект Анфимий колебался: пора бы снести эти зданиявовсе, наводят уныние.

С той стороны к зданию префекта примыкал угрюмый дом изсерых гранитных глыб. Узкие окна зарешечены, там почти никогда не зажигалсясвет. Зато в глубоких подвалах, куда допускались совсем немногие, всегда былолюдно и шумно. Там по приказу его предшественника расположилась тайная тюрьма,узники которой никогда не представали перед судом.

Префект не любил пыток, но, признавая их необходимость, самнаблюдал, как увечат, как на пыточном столе мрут те, кого нельзя было обвинитьперед судом.

Сейчас, как доложили Фарамунду, префект лично спустился вподземную тюрьму. Там находились его личные враги, которых пытали под его присмотром,он не мог упустить такого удовольствия, но сейчас он почти с сожалением велелперебить всех. Перебить быстро. А потом палач с таким же молчаливым тюремщиком,языки обоим вырезаны по его приказу, таскали трупы к тайной яме, в глубинекоторой плескалась вода. Трупы исчезали почти без плеска, подводное течениевытащит на средину реки, понесет по течению, а если и прибьет к берегу, то ракиуже искромсают тела до неузнаваемости.

Похоже, римляне... если можно назвать римлянамифранков-федератов, не собирались отсиживаться за городской стеной. Когда легионвышел навстречу, у Фарамунда дух захватило от восторга.

Все три когорты встали единственно правильно: однапреградила нападающим путь справа, другая — слева, обе упирались краями вгородскую стену, не давая обойти с тыла, а третья когорта застыла посредине,перегородив дорогу к воротам четырьмя тесными рядами.

Фарамунд взглянул на стену, на чудесные ворота. При одномвзгляде на эти громады хотелось опустить голову, в них была сила и грозноевеличие. Ему пришлось сделать усилие, чтобы стряхнуть с себя колдовскоенаваждение.

В самом легионе тоже чувствовалась страшная сила,исполинская тяжесть, словно он состоял не из людей, а был одним чудовищнотяжелым бронированным зверем.

Он пустил коня вперед. Впереди легиона в суровой позе воинастоял немолодой человек. Судя по его поясу, это был сам легат.

— Приветствую! — сказал Фарамунд. — Менязовут Фарамунд. Я — вождь этого племени. Рекс, конунг, игамон, архонт —называй, как хочешь. Будем этот сброд считать племенем, как у вас говорят,де-факто. Верно? Предлагаю сдать эту крепость без боя. Обещаю пощадить жителей.

Легат поинтересовался:

— Что значит, пощадить?

— Они останутся живы, — сказал Фарамунд почтиискренне. Он, в самом деле, не намеревался истреблять всех поголовно. —Конечно, эта груда камней будет развалена. Жителей... кого-то в рабство, кто-тосможет уйти, кто-то останется жить здесь...

Фарамунд видел, как длинная узкая щель между железнымишлемами и квадратными щитами слегка увеличилась. Его слушали, егорассматривали.

Легат кивнул:

— Я понял.

— И каков твой ответ? — поинтересовался Фарамунд.

— Мы остаемся с городом, — отрубил легат.

Фарамунд кивнул. Гордый и полный достоинства ответпонравился, но противник есть противник. Лучше всего его просто убить.

— У города нет ног, — предостерег Фарамунд. —А у вас есть.

— Да, но мы обязались его защищать, — ответиллегат. — Мы разделим его судьбу.

— А как же насчет ценности жизни? — спросилФарамунд насмешливо. — Ведь жизнь — самое ценное?

Легат ответил кротко:

— Мы не римляне. Мы только принесли присягу Риму.

Он взмахнул рукой. Фарамунд заставил коня попятиться. Оножидал града стрел, но римляне — слабые лучники, вместо этого прозвучалотвратительный вопль боевой трубы, мерзкий, словно сдирающий кожу заживо.

Строй второй когорты качнулся, словно волна, медленно потексквозь линию первой. Фарамунд все заставлял коня пятиться, чувствуя, что этоеще не атака. Легионеры разом остановились, пугающе неподвижные, тяжелые, какприбрежные скалы, В тот же миг сдвинулась с места третья, прошла насквозьсквозь ряды первой и второй, остановилась, ощетинившись длинными сариссами иукрытая за плотной стеной щитов.

Дальше все запомнилось Фарамунду, как непрерывная цепьпозорного отступления. Его люди откровенно трусили. Никто не устрашился бывыйти на поединок с противником впятеро сильнее себя самого, но шагающий легионказался ожившим горным плато.

Франки отступали, отступали! Иногда кто-то, не выдержавпозора, выскакивал вперед и бросался на железную стену. Его успевали поддеть накопья еще в прыжке, поднимали над головами и несли некоторое время, но когдадругие, разъяренные видом погибающего в муках родственника, бросались тоже,труп мгновенно сбрасывали на землю, а острия копий смотрели холодно и прицельнонавстречу бегущим людям.

Их погубило то, что столько лет, даже десятков лет, легионне покидал городских стен. Хоть и сказалась высокая римская выучка, но ихпротивники менялись, а с ними и воинские хитрости. Римская же манера бояоставалась неизменной вот уже сотни лет. Если не тысячу.

Но вот, наконец, пришли франки. Со своей манерой боя. Сосвоими уловками, со своим понятием о доблести, славе, чести, героизме.

Когда легат решил, что уже достаточно оттеснил противника,напугал и показал непобедимость римского оружия, пора возвращаться, кто-то излегионеров закричал.

Далеко за их спинами над городом поднялись черные клубыдыма. Видно было, как в распахнутые ворота врываются всадники на тяжелыхсеверных конях. С городских стен падают защитники, а между каменных зубцов замелькалиодетые в звериные шкуры похожие на лохматых зверей люди.

— Дикари! — вырвалось у легата из глубинысердца. — Они ворвались в город!

Конь под Фарамундом плясал, его поднимало на дыбы, он могучержал и месил воздух копытами. Трижды Фарамунд проскакивал на быстром коне вдольшагающего легиона, глаза цепко выискивали щель, но не находили.