Со стен с интересом наблюдали за строительством лагеря.Фарамунд слышал выкрики, со стен что-то показывали, корчили рожи.

На второй день протрубили трубы. Из воротной башни вышелчеловек с белым платком в руке. Небрежно помахал над головой, а когда егозаметили, направился к лагерю.

Громыхало сказал возбужденно:

— Идут договариваться!

— Возможно.

— Может быть, — предположил Громыхало, —возьмем откуп побольше и пойдем дальше? Только торгуйся получше!

Вестник с белым флагом приблизился к вожаку осадившего городсброда. На Фарамунда взглянули глаза воина, много повидавшего, битого жизнью.Через щеку прошел шрам до нижней челюсти, белые шрамы на оголенных по локтируках, а на металлических латах заметны зазубрины от ударов острым железом.

— Вам не удастся нас взять ни осадой, ниприступом, — сказал он угрюмо.

— Почему? — поинтересовался Фарамунд.

— У нас подвалы забиты окороками, солониной, а зерна имуки на пять лет!

— Значит, возьму на шестой, — согласился Фарамунд.

Посланец переступил с ноги на ногу:

— А вся наша молодежь сейчас вышла на площадь, учитсяметать дротики. Мастера-лучники учат их метко бить в цель!

За спиной Фарамунда грозно засопел Громыхало. Фарамундобрадовано хлопнул себя по колену:

— Хорошо! В арабских странах большой спрос на такихрабов. Пусть упражняются лучше. Продам их дороже.

Посланец ушел ни с чем, но Фарамунд чувствовал, чторешимость горожан сопротивляться поколеблена.

Ночью Фарамунд обходил караулы. Темный свод неба выгнулсязвездным шатром, пронеслась хвостатая звезда. Вокруг полной луны тихо мерцаетслабое, словно сотканное из плотного лунного света, широкое кольцо, похожее намедный обруч.

Часовые приподнимались от земли, приветствовали тихимиголосами. Так он переходил от одного поста к другому, шагах в пяти сзадидвигались сонные Громыхало, Вехульд, еще трое бывших разбойников, которых онпроизвел в военачальники.

Возле самого костра лежал, закутавшись в длинный плащ,красивый молодой воин. Меч и латы тускло поблескивали рядом. Свет от багровыхуглей освещал румяное лицо с припухшими губами. Он причмокивал во сне, словнощенок, хлебающий теплое молоко. Длинные ресницы бросали красивую густую тень нащеки.

За спиной Фарамунда ахнул и вполголоса выругался Вехульд.Это он расставлял часовых с этой стороны. Фарамунд, не говоря ни слова, вытащилмеч. Военачальники застыли в тревожном ожидании.

Фарамунд сделал шаг, лезвие блеснуло в лунном свете каккороткая слабая молния. Голова отделилась от тела, темная кровь полиласьширокой струей. Фарамунд вытер лезвие и аккуратно вложил меч в ножны.

Громыхало засопел. Остальные молчали, смотрели ошалело,пораженные такой жестокостью. Фарамунд чувствовал обжигающий гнев, из-замерзавца весь лагерь мог быть атакован, но, чтобы прозвучало как можно ужаснее,сказал хладнокровно:

— Каким застал, таким оставил.

И — продолжил обход.

Легат Архипий, старый и опытный военачальник, сумел углядетьслабое место в обороне лагеря этого разбойника, который, по слухам, уже началбрать города и захватывать бурги. Но хотя ему удалось взять под свою власть ужетри крепости... странно, что не разграбил!.. все же воевать правильно не умеет.Уязвимое место не заметно даже отцам города, а когда он попытался их убедитьсделать вылазку и разбить разбойника самим, ему горячо возразили самые знатныегорожане.

На уговоры ушло три дня. Он умел убеждать, и на четвертыесутки, перед самим рассветом, еще под покровом темноты, он вывел отборныйотряд. По спящему лагерю Фарамунда ударили быстро, точно и жестоко.

Там поднялась паника, крик, вспыхнули костры. От нихзагорелись палатки и повозки. Легионеры ринулись на разбойников, те спаническими криками бросились врассыпную. Легат поспешил ударить в спинубегущим. На помощь вышло основное войско. Лагерь был захвачен полностью, войскоиз ополчения горожан преследовало бегущих, избивая отставших.

Сами горожане тоже ринулись в брошенный лагерь. Началсябезудержный грабеж, когда осмелевший булочник остервенело спорил с легионеромиз-за добычи.

Именно в этот момент Фарамунд выпустил затаившиеся в засадеосновные войска. Город был захвачен настолько быстро, что когда, уже нарассвете, легионеры вернулись, измученные погоней, но счастливые, они уперлисьв запертые ворота. Со стен издевательски приветствовали лучники. Когда же легатогляделся по сторонам, из леса нестройными рядами вышли копейщики, а за ихспинами пращники уже раскручивали над головами свои ремни.

— Вперед! — закричал легат страшнымголосом. — Умрем, но...

Тяжелый камень, брошенный со страшной силой, ударил прямо враскрытый в крике рот. Зубы, как мелкие льдинки, посыпались в глотку. Легатзапрокинулся навзничь. Последнее, что он увидел, было небо, внезапнопотемневшее под странной тучей, что надвинулась от стен крепости.

Половина легионеров полегла под стрелами, от которых неуспели защититься, и под ударами тяжелых камней пращников. Остальные, слишкомизмученные долгим преследованием, бросали оружие и садились на землю, отупевшиеи равнодушные к тому, что их ждет.

На широком помосте согнанные копьями плотники спешно возвеливиселицу с длинной перекладиной. Туда под охраной гнали цепочку тех, кого, помнению Фарамунда, надо казнить. Остальных знатных горожан собрали на площади.Они дрожали, пугливо поглядывали на лес копий в руках окруживших их варваров.

Фарамунд выехал на коне, крикнул зычно:

— Отныне этот город мой! Вы свободные люди, у вас естьвыбор: принять мою защиту или... умереть. Кто решится принести коммендацию, тотпусть сделает это сейчас и... громко! Кто не желает, тому трудиться еще меньше:за него все сделают другие.

Он небрежно кивнул в сторону виселицы. По толпе прокатилсяиспуганный ропот. Всей толпой они двинулись вперед, заговорили разом. Фарамундвскинул руку:

— Стоп!.. По одному. Давай ты, толстый! Кто ты будешь?

Краем глаза он наблюдал за коренастым всадником, что въехалчерез распахнутые врата. Стражи скрестили перед ним копья, но тут же отступилив стороны. Когда всадник выехал из-под арки, и солнечный свет упал на его лицо,сердце Фарамунда подпрыгнуло и затрепыхалось, словно вместе с ним пробежалодесяток миль.

— Громыхало, — сказал он торопливо. — Примиих коммендации сам!

— Но, хозяин, как можно...

— Теперь все можно.

Он повернул коня и, расталкивая людей, направился навстречуТревору. Тот издали помахал рукой, широкая улыбка осветила суровое лицо староговоина.