Ты уронила на нее нож?

Я уронила на нее нож.

Нож?

Он был таким острым. Но она, мне кажется, ничего не почувствовала, – лихорадочно продолжала Ночная Сучка, – потому что кастрюля, скорее всего, ее убила или по меньшей мере вырубила… В общем, она не дышала, вот что я хочу сказать. Я проверила. И я пыталась, ну, все убрать, но, господи, там было такое месиво…

Она очень тихо расплакалась, и это были не лживые слезы. Она в самом деле чувствовала искреннее раскаяние, глухую, злую боль оттого, что случилось, что она совершила.

Какой-то ужас, прошептала она, и чудесный, добрый муж обнял ее.

А что подумал мальчик? спросил он, держа ее в объятиях и грустно улыбаясь.

Спросил, хочу ли я ее съесть, сквозь слезы ответила Ночная Сучка, и оба печально рассмеялись.

О господи, ответил он.

Ему понравилось ее хоронить, добавила она.

Ну, еще бы. И… зато нам больше не придется отмывать ее сраные пушистые штаны.

И слушать вопли.

Бедная киса, сказал муж.

Бедняжка, откликнулась Ночная Сучка. Бедная, бедная…

На вечеринку в субботу Ночная Сучка приехала поздно. Дом Джен был расположен в районе под названием «Бриз Прерий» в восточной части города – этим районом Ночная Сучка никогда не интересовалась и, если честно, даже не подозревала о его существовании. Дома, мимо которых она проезжала, демонстрировали свое превосходство друг над другом – каждый был шире и бесформеннее предыдущего. Гаражи с виниловыми стенами и мансардные двери из искусственного камня, застекленные террасы, веранды, на которых выстроились тщательно подобранные цветочные горшки, жизнерадостные фигурки и таблички, призывавшие любить или быть благодарными, – казалось, дома построили сами себя, воплотили свое собственное видение в отношении материалов и квадратных футов, разросшись, как быстро делящиеся клетки, неэлегантно смоделированные, двухэтажные и трехэтажные, гротескные и в то же время совершенно банальные. Виниловый сайдинг, искусственный кирпич и камень, черепица из декоративного кедра – такими были предпочтительные варианты отделки в цветовой палитре от красновато-коричневого до бежевого и темно-кремового.

Дом Джен находился в самом дальнем конце застройки и был украшен не одной, а двумя обшитыми винилом башенками, на каждой – своя площадка с перильцами и искусственно состаренными парапетами. Небо было умирающе фиолетовым, когда Ночная Сучка припарковалась почти в двух кварталах от улицы.

В этой части застройки вокруг каждого дома имелась широкая лужайка, коротко подстриженная, однородная по цвету, лишенная сорняков и каких бы то ни было деталей, за исключением окружавшего дом Джен небольшого изогнутого моста в средневековом стиле, с черной кованой фурнитурой, ведущего к входной двери.

Еще до того, как Ночная Сучка постучала, Джен распахнула дверь.

Привееееееееет! завизжала она и крепко вцепилась в руку Ночной Сучки. Девчонки, это моя икона стиля! заявила она, и в самом деле облик Джен сильно изменился: ее прежде гладко уложенные светлые волосы были растрепаны, почти как волосы Ночной Сучки, с ее шеи свисало по меньшей мере четыре золотых ожерелья с драгоценными камнями. Сегодня она надела свободные серые льняные брюки и майку из конопли, сшитую на скорую руку; ее ноги были босыми и грязными.

Я тоже бохо! воскликнула она, таща Ночную Сучку в гостиную. Тебе нравится?

Да, ответила Ночная Сучка. Мне очень нравится.

Дом Джен, как она объяснила по дороге, был построен в стиле замка, потому что она всегда хотела выразить свою индивидуальность с помощью башенок и мостов и всегда мечтала жить в замке.

Когда я его увидела, заявила она, я сразу сказала Алексу, что на меньшее не согласна.

Ого, ответила Ночная Сучка, приятно изумленная тем, какой странной неожиданно оказалась Джен.

Итак – это Джен, объявила Джен, плюхнувшись на диван и указывая на мать, сидевшую справа; та помахала рукой. Тоже Джен, добавила она, коснувшись плеча другой матери. Джен! воскликнула она снова, обняв третью.

Какова вероятность? спросила Ночная Сучка, стараясь показаться дружелюбной и не имеющей ничего против имени Джен. Ну, того, что тут всех зовут Джен?

Ха-ха, ответила вторая Джен, вместо того чтобы по-настоящему рассмеяться.

Давайте выпьем по бокальчику, предложила изначальная Джен, направляясь к столу с напитками. Давайте по пять! закричала другая Джен, но ее слова утонули в смехе и болтовне, в хитах восьмидесятых, звучавших на заднем плане.

Ночная Сучка, немного не желавшая полностью ассимилироваться в мульти-Джен-вселенную, но тем не менее очарованная ею, последовала за Джен к столу с закусками.

Итак, у нас есть белое, белое, белое и розовое, сказала Джен, рассматривая бутылки и обращаясь только к Ночной Сучке.

Белое отлично подойдет, ответила Ночная Сучка и протянула бокал, который Джен наполнила почти до краев.

Время пообщаться! бодро воскликнула Джен и потащила Ночную Сучку обратно к дивану, где ее захлестнула оживленная болтовня. Муж Джен был президентом местного банка. Муж Джен был врачом «скорой помощи». Муж Джен управлял местным магазином спортивного инвентаря, или преподавал в университете, или был администратором в университете, или работал за городом, совершая что-то загадочное с приборами для капиллярного электрофореза.

А как насчет оригинальной Джен, Большой Блондинки и, вероятно, золотистого ретривера?

Джен, на кого ты училась? поинтересовалась Ночная Сучка, чуть запьянев и пообщавшись с полдюжиной других Джен, которые показались ей практически неотличимыми друг от друга. Джен, пьяная, фыркнула от смеха и вдруг резко посерьезнела.

Меня так давно об этом не спрашивали, задумчиво сказала она. – Я была специалистом по коммуникациям.

Ого, сказала Ночная Сучка. И что ты делала?

Ну, сначала работала на пиар-агентство, начала Джен и понемногу разговорилась, поведав о Первой Работе, и Волнении, и новой одежде в деловом стиле, в которой она чувствовала себя такой взрослой. Об обедах с коллегами, и острых ощущениях от повышения по службе, и о чувстве, что она – жизненно важная часть системы, и зарплате каждые две недели, которая была, конечно, недостаточной для достойной жизни, но все-таки ничего. Само осознание того, что она зарабатывает деньги, было, по ее словам, таким сексуальным. – Я чувствовала себя как чертов нефтяной магнат, – сказала она. Ночная Сучка по-доброму улыбнулась. Да, она понимала.

Но тут я встретила Алекса, и как-то сами собой получились близняшки – ну разве это не сюрприз! – и, ну, возвращаться на работу было как-то нелепо, и я просто, ну, сдалась, поплыла по течению, ну а кто, в общем-то, хочет работать, да и не то чтобы у меня был выбор… – забормотала она и осеклась.

Конечно, конечно, заверила Ночная Сучка, чувствуя, что Джен закончила говорить и хочет углубиться в себя, даже уже начала, уставившись своим ничего не выражающим материнским взглядом в угол гостиной и рассеянно жуя морковную палочку. Она, да, расстроилась из-за Джен, потому что задала ей вопросы, которых не стоило задавать, и пробудила в ней что-то, чего не следовало пробуждать. Она никогда не пожелала бы другой матери стать Ночной Сучкой, ни в коем случае, потому что, хотя в состоянии дикости было определенное удовольствие – в ощущении своей жизненной силы, энергии и дерзости, – в целом оно было весьма мрачным и будило желания, которые она затолкала в холодный, темный уголок души. Не стоило туда заходить, включать свет и отбрасывать простыни, потому что после этого больше не было спокойного сна. Была лишь буйная, бешеная сука, жаждавшая убивать зубами животных.