Прочесав сад, я убедилась, что хозяин дачи был эстетом, а охлебе насущном и вовсе не думал: вокруг море цветов, десяток плодовых деревьевбез признака урожая и грядка разномастной травы, из которой я узнала петрушку икинзу. С яйцом может получиться отличный салат, если я отыщу майонез и,конечно, хлеб. В общем, выходило, что дачу мне придется на время покинуть изапастись пропитанием.

Машину я решила не трогать, отправилась пешком. Очень скоромне повезло: я заметила молодую женщину с объемной, но пустой сумкой, она шлабыстро и явно целенаправленно. Я пристроилась чуть сзади, и минут черездвадцать мы вышли к магазину. Теперь я знала, что с голоду не умру.

На даче я жила уже четвертый день. Залечивала раны и отъедалась,исправно слушая губернские новости. Ничего интересного. О перестрелке в домеЮрия Петровича ни слова, так же как и о его смерти. Впрочем, он не президент,так что сообщение о кончине могло затеряться. После обеда я задумалась о том,какое сегодня число, и вдруг поняла, что завтра кончается мой отпуск. То естьзавтра я должна быть на работе. Боже ты мой… Придется возвращаться в город. Ябыстро собралась, спрятала ключ под ведро в кустах роз и покинула гостеприимныйкров.

Город показался до того обыденным, что в настоящую опасностьпросто не верилось. Но в зеркало я смотрела внимательно, а пистолет, на всякийслучай, лежал под передним сиденьем. К больнице я подъехала ближе к пяти,надеясь застать начальство на рабочем месте. Так оно и вышло. Начальствосмотрело сурово, но с любопытством, и сразу же задало вопрос:

— Что происходит, Марина Сергеевна? Приходят какие-толюди, расспрашивают персонал, вами интересуются.

— Да? — попыталась я изобразить удивление.

— Да, — кивнул он и посуровел еще больше.

— Может, это как-то связано с тем случаем исчезновениябольного? — предположила я. Тот случай начальство не любило.

— Не знаю, Марина Сергеевна, но все это более чемстранно.

Я вздохнула и сказала:

— Нельзя ли мне продлить отпуск, без содержания,разумеется?

— Интересно, кто будет работать? — хмыкнулшеф. — Кстати, час назад заходил какой-то тип совершенно немыслимого видаи интересовался датой вашего выхода на работу.

— Это благодарные пациенты, — пояснила я, ноиспугалась. — И что вы ответили?

— Сказал, что ждем вас завтра, а сегодня вы должнызаехать, уточнить свой график.

— Я вам очень благодарна, — без иронии сказалая. — Так что с отпуском?

— Идите, Марина Сергеевна, сегодня у вас еще есть времяотдохнуть.

— Хорошо, — кивнула я, схватила два листа бумаги ибыстро написала заявление. Шеф взирал неодобрительно, но несколькорастерянно. — Вот, — сказала я. — На выбор: одно на отпуск,другое на увольнение.

— Месяц отработки, — быстро сказал он.

— Придется вам уволить меня за прогулы.

Я пошла к дверям, и тут шеф меня несказанно удивил.

— Марина, — позвал он, и голос звучал странно,никаких тебе начальственных интонаций. Я повернулась к нему, он из-за столаподнялся и подошел ко мне. — Плохи дела? — спросил тихо. Что я моглаему ответить? — Ясно, — сказал он. — Тот тип, что тебяспрашивал, до сих пор крутится здесь. Вот, посмотри.

Мы подошли к окну. В тенечке, за невысоким заборчиком,прогуливался подручный Беспалого, на днях поразивший меня своей невероятнойшириной. С высоты второго этажа он казался похожим на пивную бочку. Широкийнеумолимо приближался к стоянке, еще несколько минут, и он заметит мою машину.Это понял и мой шеф.

— Туда тебе нельзя, — сказал он, голос звучалхрипло.

— Нельзя, — согласилась я и пошла к двери.

— Моя машина у бокового входа. Стекла тонированные, онтебя не заметит. — Я слегка растерялась, а шеф протянул мне ключи. —Давай. О работе не беспокойся.

Я подумала и решилась.

— Павел Степанович, — сказала, — у меня вмашине под передним сиденьем пистолет… — По моему мнению, глаза у него должныбыли вылезти на лоб.

— Ты хочешь, чтобы я его принес? — спокойноспросил он, а я улыбнулась:

— Я хотела бы, чтобы вы его спрятали…

— Но он тебе нужен?

Тут я вздохнула:

— Мне с ним спокойнее.

— Хорошо, давай ключи. — Он зашагал к выходу.

Из окна я видела, как Павел Степанович не спеша подошел кмоей машине, открыл ее, завел, и совершенно не обращая внимания назасуетившуюся пивную бочку, отогнал на стоянку для служебного транспорта, запердверь и крикнул в никуда, но довольно громко:

— Володя, присмотри за машиной, Марина Сергеевнапопросила оставить на пару дней, — и зашагал к приемному покою, держа рукив карманах.

Широкий стал проявлять активность, метнулся в одну сторону,потом в другую, но охватить здание больницы взглядом при всем желании не мог.Радовалась я рано. Широкий извлек из кармана пиджака телефон и стал с кем-тообъясняться, жестикулируя так, что непременно должен был уронить его, но неуронил. Тут я заприметила сразу несколько стриженых мальчиков, они шли отстоянки очень быстро, а потом рассредоточились: значит, будут пастись у каждоговыхода. Не страшно. Больницу я знаю гораздо лучше, чем они, и уж как-нибудьвыберусь.

Вернулся Павел Степанович, протянул мне пистолет недрогнувшейрукой и заявил:

— Этот тип не один. — Я кивнула, сунула оружие вкарман куртки и застегнула «молнию». — Ты ведь не собираешься имвоспользоваться?

— Надеюсь, что нет. — Я пошла к двери. — Яоставлю машину на стоянке вашего дома. Ключ брошу в почтовый ящик. — Идобавила:

— Если вы, конечно, не передумали.

— Я не передумал. Вопрос, сможешь ли ты добраться домашины.

— Смогу.

— Через автоклав?

— Конечно.

— Не знаю, что говорят в таких случаях. Удачи тебе.

— А вы авантюрист, — улыбнулась я. — Ни зачто бы не подумала.

Автоклав помещался в подвале. Я добралась туда совершенноспокойно. Парни не решались искать меня в огромном здании, понимая всюбесперспективность подобного шага, и сосредоточились на выходах. Я прошлаподвал, толкнула металлическую дверь и оказалась на улице.