Собака подошла к миске, понюхала и еще постояла внерешительности. Щенки возились на одеяле и пищали, уже сердито, вовсю. Собакав последний раз оглянулась на людей и стала лакать. Она была очень здоровая, ией приходилось низко нагибать голову и сильно расставлять лапы, чтобы достатьдо миски.

Ольга за руку потянула Хохлова, он сделал шаг назад, чтобыне мешать, и издали они наблюдали, как ест большое и сильное животное, котороеголодало всегда. Застарелый голод, который никогда не утолялся, держал собакуза горло, заставлял всхлипывать и стонать при каждом глотке, спина у нее мелкотряслась, как в ознобе, лопатки ходили ходуном под свалявшейся шерстью.

Иногда она поднимала голову, отдувалась, оглядывалась посторонам и продолжала лакать.

– Пойду щи погрею, – тихонько сказала Ольга. – Не могу я нанее смотреть.

– Мяса положи, не забудь.

Собака вылизала миску, загнав ее в самый угол, потом зашлана одеяло, осторожно легла и в изнеможении прикрыла глаза.

Хохлов вытащил из угла миску, присел на корточки и погладилпсину по голове.

– Как тебя звать-то, красавица?

Красавица не отвечала. Она вдруг шумно повалилась на бок,щенки засуетились и полезли ей под живот, и Хохлов понял, что она спит. Онаспит, как смертельно уставший, замерзший и изголодавшийся человек, которыйприготовился умирать, но добрался до сторожки, где жарко натоплена печь исколько угодно тушенки, хлеба и чая.

Хохлов пошел на кухню и объявил, что щей пока не надо.

– Куда ты их денешь, Митя? Галя этого не переживет!

– Галя уже не пережила, – объявил Хохлов. – То есть я непережил Галю.

– Как?! Вы расстались навсегда?

– Ну тебя к шутам. – Хохлов сел и выложил на стол сигареты.– Ладно, пристроимся как-нибудь. Найму няньку.

– Для щенков?!

– И для их мамаши. Оль, как ты думаешь, как ее зовут?

– Шарик?

– Сама ты Шарик! Она же девочка!

– Тогда, значит, Тяпа.

– Тяпа?

Хохлов задумался. Тяпа – хорошее имя для собаки, которуюнашли в подвале с детьми и чуть не удавили на месте. Только уж больно она…огромная. Тяпа должна быть мелкой, вертлявой, хвост бубликом!

А какой хвост у этой собаки? Хохлов не обратил внимания.

– Ну, одного мы заберем, – сказала Ольга, как будто это былонечто само собой разумеющееся. – Только пусть чуть-чуть подрастет. Интересно,там есть хоть один мальчик? А остальные? Хотя что теперь думать, раздадим всех,да, Мить?

Хохлов выбрался из-за стола, промаршировал к плите и счувством поцеловал ее в щеку.

– Ты что, Митя? – Кажется, она удивилась. Или в самом делене понимала?..

– Я нашел зажигалку, – сообщил Хохлов. – Она у меня вкуртке. И сломанные кусты, словно кто-то лез через сугроб. Эта милейшаяженщина, ваша домоуправ, сказала, что вчера кусты не были сломаны. Значит,кто-то лез через них именно ночью, когда убили Кузю. Я не знаю, имеет этоотношение к делу или нет, но это странно.

– А зажигалку ты где нашел?

– Как раз с той стороны, где сломаны кусты. На ней написано«Городское такси». Ольга, на вашу территорию такси пропускают?

– Ну да. Нужно только позвонить охраннику, и он пропускает.

– Значит, мне нужно поговорить с охранником, – решительносказал Хохлов, – а потом с таксистами, которые вчера вечером заезжали натерриторию вашего дома. Может быть, кто-то что-то видел. И еще с этой, извосемнадцатой квартиры, которая гуляла с собакой и видела, как Димон стукнулКузю.

Хохлов вернулся за стол и закурил. Ольга стояла,прислонившись к плите, и внимательно слушала.

– И пепельница! – добавил Хохлов, глядя на свою сигарету. –Как она могла попасть на место преступления?

Глаза у Ольги вдруг налились слезами.

– Все дело в этой проклятой пепельнице! Они Димона арестовалитолько из-за нее! Ну, не мог он, не мог стукнуть Кузю пепельницей в висок!..

– Он вообще не мог его стукнуть в висок и убить, вот в чемштука, – сказал Хохлов задумчиво. – Если бы на Кузе была шапка, его невозможнобыло бы убить, стукнув в висок. Ну, если только отбойным молотком! А на нем небыло шапки.

– Как – не было? – спросила Ольга и быстро отерла глаза. –На нем совершенно точно была ушанка! Да он первого сентября ее надевает иговорит, что так положено, потому что пришла осень! У него серый, здоровыйкроличий треух. И он совершенно точно был в нем!

– А Валентина Петровна, душевная женщина, говорит, что небыло на нем шапки! Он лежал головой в снегу, а ушанки не было! И менты искалиэтот треух и не нашли. Вот тебе вопрос номер два: куда девалась его ушанка? Илиубийца унес ее с собой?

– Стоп, – сказала Ольга – Мить, я забыла. У него ещепортфель был. Синенький такой портфельчик, фирменный, им всем на конференциитакие раздали. Димон свой отцу подарил, а Кузя носил. И вчера он совершенноточно был с ним! С портфелем и в шапке!

Хохлов помолчал.

– И нет ни портфеля, ни шапки, – произнес он задумчиво.

И тут вдруг одна мысль пришла ему в голову. Она быланастолько простой и понятной и настолько укладывалась в формулу «дважды два –четыре», что ему стало стыдно. Так стыдно, что загорелись щеки, и он украдкойглянул на Ольгу: не видит ли, что он покраснел, как пион.

И как они работают, эти сыщики из кино и детективов?! Почемуим в голову сразу приходят умные, правильные, логичные мысли?! Вот ему,Хохлову, никакие такие мысли в голову не приходят, не годится он в сыщики, чертпобери! Может, он и был хорошим физиком, и предприниматель из него тоже ничегополучился, но не орел, ох, не орел!..

– Ольга, – сказал Хохлов придушенным от стыда голосом. –Меня менты ночью вызвали в офис, и я поехал. Было два тридцать, я точно помню.

– Ну?

– И когда я выходил из подъезда, то не видел никакого трупа!Потому что его там не было! А я об этом даже не подумал!

Ольга уставилась на него.

– Господи, Митя!.. Я же знала, что ты ночью выходил, но мнедаже в голову не пришло!.. Мы просто идиоты. Нужно срочно звонить в милицию.

– Да подожди ты! Выходит, Димон вышел Кузю проводить, ониопять подрались, и это видела соседка. С ней тоже нужно поговорить и узнать,видела ли она у Кузи на голове шапку, а в руках портфель? Что было потом? Кузяушел домой, а после двух тридцати вернулся к вам во двор?! Чтобы его убилиименно здесь?!