— Ты права, — согласилась я, — но сейчас еще проще, сейчас иузнавать не надо — жертвы сами трезвонят, кому эстафету передали. Вот Юля, кпримеру. Не успев толком заразить меня, она сразу же растрепала об этом всемубелому свету.

— Это так, — подтвердила Тамарка. — Лично я узнала о том,что ты заразилась, ровно через десять минут от Юльки. Не звонила тебе лишьпотому, что расстраивать не хотела.

— А что меня расстраивать, — удивилась я. — Я узнала этораньше тебя.

— Не тебя, а меня, — пояснила Тамарка. — Себя я расстраиватьне хотела. У меня в эти дни была череда очень важных встреч, поэтому ястаралась избегать вредных эмоций, а всем известно, что самая вредная эмоция —это ты, Мама. Вот я и хотела тебя избежать, вместе со всеми эмоциями.

— Зато теперь не избежишь, — злорадно заявила я. — Приготовьпохуже шляпку. Ее скоро прострелят.

— Я надену твою, — той же монетой отплатила Тамарка.

— Надевай хоть сразу все, — демонстрируя неслыханнующедрость, заявила я. — Если не станешь распускать свой язык, моим шляпкамничего не грозит.

— Почему это? — обиделась Тамарка.

— Тогда ты ничего не поняла, — расстроилась я. — Как тыузнала, что и я уже в деле?

— Ну Юля же сообщила, сколько можно об этом.

— Вот видишь, Юля всем сообщила, что я заразилась, а яникому ничего сообщать не буду.

— Но ты уже мне сообщила.

— Да, но не в твоих интересах это разглашать, ведь ты жепервая, кому я сообщила, следовательно, покушаться маньяк будет уже на тебя.Тебе это нужно?

— Совершенно не нужно, — призналась Тамарка.

— Вот и молчи. Маньяк покрутится-покрутится, а на когопокушаться-то, и не поймет. Я же молчок.

И ты, надеюсь, молчок.

— Я-то молчок, но как выдержишь ты? Все же теперь будутстрашно пытать тебя.

— Пускай пытают, а я умная, тонкая и интеллигентная, потомуи молчок. Буду всем говорить, что нет никаких покушений.

— Врать будешь, — поджимая губы, констатировала Тамарка.

— Да, буду врать, — храбро подтвердила я. — Пускай маньякхоть стреляет, хоть стрелы в меня пускает, а я о подвигах его рассказывать небуду. Не буду и не буду! Вот тут-то он и обломается.

Я скрутила внушительную дулю и злорадно изрекла впространство:

— Ну что, съел, маньяк? Схавал?

Тамарка обласкала меня восхищенным взглядом и заверила:

— Я тоже буду молчать.

— Молодец, — одобрила я.

— Пускай цепочка оборвется, не надо больше жертв, а тодалеко дело может зайти. Кто это остановит, если не я? — с пафосом вопросилаТамарка, неуклюже пытаясь сделать вид, что старается исключительно радичеловечества, будто я дура и не понимаю, что в этом молчании есть ее прямаявыгода.

Я хотела Тамарку тут же изобличить, чтобы не задирала онанос, но в комнату вбежал счастливый Санька.

В каждой его руке было по две шоколадки.

— С ума сойти! — ужаснулась я. — Ты где столько. шоколадувзял?

— Баба Рая дала, — радостно сообщил Санька.

— Как только узнала, кто инициатор, — догадалась я, не беззависти глядя на Тамарку.

— Вот она, волшебная сила любви, — с довольной улыбкойизрекла Тамарка.

— Слишком мало баба Рая с тобой общается, — справедливозаметила я.

Баба Рая — легка на помине — вошла в комнату и торжественнопроизнесла:

— Ужин жа готов. Милости просим к столу.

Тамарка расплылась в улыбке, а я сердито сказала:

— Вот чтоб каждый вечер меня так на ужин звала.

Я рисковала нарваться на грубость, но бабе Рае было не доменя, она уже погрузилась в милую беседу с Тамарой.

На кухне нас ждал роскошно накрытый стол. Пока Евгенийрадовался яствам, как ребенок, я мрачнела от злости, ревности и обиды.

«Почему жизнь полна лжи и несправедливости?» — думала я.

Однако вопль души моей был нем, а души окружающих — глухи.

Все уселись за стол, каждый со своими намерениями: Санька —чтобы тут же, когда увлекутся взрослые, выскользнуть в Красную комнату ивключить телевизор; Евгений — чтобы сытно поужинать и отбыть на диван; баба Рая— чтобы насладиться приятной беседой; Тамарка — чтобы забыться от забот средилюдей, которые искренне ее любят…

Для чего, ни есть ни пить не желая, за стол села я?

Как тот жид — за компанию.

Поскольку компания не замечала меня, долго я за тем столомне просидела, чего нельзя сказать о Тамарке и бабе Рае.

Могу сказать, что Во всем дальнейшем виновата только она,баба Рая.

Если бы баба Рая не напоила мою Тамарку, честная Тамарка,хоть кровь из носу, сдержала бы слово, но баба Рая и литровая бутылка водкисделали свое…

Пока мы с Евгением после легкого ужина занималисьвоспитанием ребенка в духе сознательности и гуманизма, читая по ролям сказкупро Емелю-дурака и щуку, Тамарка и баба Рая энергично приговорили бутылку.

Бабе Рае ничего, ее сморило, она спать легла и на утропроснулась как стеклышко, если не считать проблемой похмелье, а вот Тамарка…

Хочется в связи с этим вспомнить известную всем историю протого бедного монаха, который в странствии своем, желая уютно на ночлегпристроиться, долго решал задачу, коварно поставленную хитрой вдовой: в чемгрех меньший — в чарке самогонки, в заклании козла или в совокуплении с самойже вдовой, бесстыдно источающей женскую силу.

Поскольку от решения этой задачи зависело, где монахупредстоящую ночь ночевать — в теплой и мягкой постели или под открытым небом впридорожных кустах, — голову поломал бедняга изрядно и после немалых мук решил,что погубить козлиную душу — грех чрезмерно великий и больше его — только грехсовокупления с дебелой, истекающей жизненным соком вдовой. На фоне этих двухгигантских грехов какая-то жалкая чарка самогона показалась монаху тем мизером,который, являясь все же грехом, дает надежду на всемилостивейшее божьепрошение, а следовательно, грех этот можно и во внимание не принимать, еслиречь идет о теплом и мягком ночлеге.

Таким образом рассудив, несчастный монах ради теплойпостели, начав с одной чарки, вылакал бутыль самогона, потом твердой рукойзаколол невинного козла и уж после всего этого был в полном распоряжениидебелой вдовы, к немалым ее плотским утехам.