— Рад, что обошлось.

Принцесса вскрикнула:

— Обошлось?.. Скалогрыз, у тебя нет слов потеплее?.. Недивно, что мой отец... Принимай власть над всеми, кто носит оружие, а я сгостями пока пойду в терем.

Втайне Ликия надеялась, что Скалогрыз поблагодарит, скажетчто-нибудь нужное и красивое, что-нибудь о долге, после чего каждый своейдорогой, но к ее страху и горечи он лишь коротко кивнул:

— Благодарю. Принимаю.

По дороге их разлучили. Её повели смыть пот и грязь,пытались сменить одежду, но Ликия твердо стояла за свою, пришлось наскоропочистить, зашить прореху. Когда пригласили в главный пиршественный зал, онапоняла по весёлым крикам, шуму и запаху огромного числа людей, что пир уженачался.

Переступив порог, Ликия охнула, а по телу пробежала дрожь.Стены палаты уходят вдаль, словно она не в помещении, а среди бескрайней степи.Своды затаились во тьме, свет факелов и светильников туда не достигает. Ей дажепочудилось, что оттуда смотрят звёзды.

А сама палата показалась огромным сундуком сдрагоценностями, с которого откинули крышку и осветили всеми факелами. Богатоодетые люди, красные и синие ковры на стенах, медные держаки для факелов, блескзолотой и серебряной посуды на столах!

Люди уже сидели за столом, смеялись, пили, хватали рукамижареное мясо. Мрака усадили по праву руку принцессы.

А она, восседающая на троне выше остальных, блистала, какогромный самоцвет, чистый и ясный. Её пышные иссиня-черные локоны красивопадали на плечи, на голове — изящная корона с драгоценными камнями, крупныеглаза блестели счастливо, пухлые губы то и дело раздвигались в улыбке. Ликиявидела отчетливо, что принцесса старается держать губы на месте, но они самирасползаются в стороны, уголками задираясь к маленьким розовым ушам.

Ликию хотели было посадить в дальнем конце, где не топростые воины, не то вовсе старшие слуги, но Мрак увидел, помахал рукой. Толькоон оставался обнажённым до пояса, но это не выглядело неприличным: с егобронзовой кожей и шерстью на груди, он выглядел чуть ли не в доспехах. Ликиюотвели и усадили с ним рядом. Это был самый длинный стол, который она моглавообразить. Он шел по всей длине палаты, а по самой палате хоть скачи на коне,затем изгибался, шел вдоль стены, оставляя место для сидений, и возвращалсяобратно. Стол похож на подкову, а знатные гости — на ярких жуков в праздничныхблестящих крылышках. На многих доспехи горели золотом, Ликия понимала, что этоне настоящие, пальцем проткнуть можно, зато как красиво!

Ошеломленная, она шепнула Мраку:

— Ты знал?.. Или хотя бы чуял?

— Что?

— Ну, когда начал пускать стрелы по Змею! Никто быне... Да и то, как ты лук деда моего согнул! Многие к нам в дом заходили, ноникто даже близко не мог...

Мрак буркнул:

— Под лежачий камень вода не течёт.

— При чём тут вода?

— Тихо...

Слева от принцессы сидел лют самый грузный воевода, чтоостался ей верен. Сейчас он стукнул пустым кубком о стол, поднялся. Разговорымгновенно стихли, все повернули головы. К воеводе подбежал слуга, наполнилкубок красным вином.

Воевода поднял кубок на уровень груди, локоть оттопырил всторону. Выглядело это необычно и красочно. Голос прозвучал зычно, истинновоеводский голос, уверенный и властный, привыкший перекрывать шум битв и ржаниеконей: — Сегодня великий день! Исполнилось великое пророчество! В наши землинаконец-то явился витязь, о котором сотни лет предвещали волхвы и кудесники. Ине просто явился... а в самый чёрный день, когда Змей похитил нашу королеву, аземли наши начали погружаться в чёрную пучину раздоров... Теперь принцессаМелигерда снова на троне, а власть крепка, как никогда. Да будет так!

Гости кричали хвалу, здравицу, осушали кубки, снова наливалии снова пили до дна. Мрак улыбался, кивал, пил, звонко чокался кубком совсяким, кто тянулся к нему кубком или чашей, лицо казалось довольным, и дажеЛикия с трудом могла заметить глубоко запрятанную прежнюю печаль. В глазахэтого странного человека пряталась могильная тьма. Ей даже почудилось, что тьманачинает расширяться.

Потом, когда во время пира гости начали разбиваться нагруппки, Мрак поднялся из-за стола, исчез. Сердце Ликии упало. Ей показалось,что принцесса тоже встала и вышла, но, как оказалось, она лишь отвернулась ивполголоса беседовала со старым воеводой.

Омертвев, она ела то, что ставили перед ней, совсем нечувствуя вкуса, к вину не прикоснулась, негоже молодой женщине, заученноулыбалась и кивала, что бы у неё ни спрашивали.

Вдруг сильный голос негромко сказал прямо в ухо:

— Наедаешься? Умница, надо в запас. А теперь вставай ииди к конюшне. Я там уже оседлал двух коней.

Мрак довольно похлопывал себя по брюху, морда сытая, хотя вглазах всё та же непонятная печаль. Не веря себе, она прошептала:

— Мы... мы уходим? Уходим, да?

— Поторопись, — шепнул он.

Он исчез, а она ощутила, что её бьёт лихорадка, а рукитрясутся так, что ложка стучит по столу. Значит, герой согласился на пир,только чтобы не обижать спасённую? Да ещё и коней успел где-то... И оседлал!Двух оседлал... Даже для неё! Своими благородными руками...

Она страшилась, что завизжит диким голосом отпереполняющего, просто разрывающего счастья, вскочит на стол или сделает что-тосумасбродное. Стены замелькали, словно она катилась с горы. Выскочила накрыльцо. Солнце уже опускается к горизонту, высоко в небе ярко-алые облака,застывшие, блестящие, как раскалённое железо. Во дворе весёлые голоса, вдользабора уже полыхают мохнатым пламенем факелы.

Донеслось фырканье, из дальних врат конюшни двое как развыводили коней. Первого коня вёл гигант в сверкающих доспехах, второго — совсеммальчишка. Кони под сёдлами, красные попоны, уздечки искрятся каменьями...

Всё ещё не веря счастью, Ликия пронеслась через двор, нечувствуя ног. Кони обнюхивались и перебирали тонкими точёными ногами. Для Мракаподобрали белого жеребца, а ей достался гнедой конь, с виду смирный, хотя схитрыми глазами.

Ликия страстно мечтала, чтобы они вот так прямо и помчалисьчерез раскрытые врата, неслись и неслись как можно дальше, а потом чтоб идорогу назад потеряли, однако Мрак остановил белого жеребца прямо передкрыльцом.

— Кликни принцессу, — велел он одному из бояр.

Тот раскрыл рот, не привык, чтобы ему приказывали, да ещетак надменно, но взглянул в злые глаза, сейчас чёрные, как ночь, челюстьвызывающе выдвинута вперед, а рука сжимает плеть, поперхнулся, поспешно сказалс поклоном:

— Да-да, сейчас...

— Ох, — только и прошептала Ликия, — не кдобру это. Лучше бы так и поехали.

— Негоже так, — обронил Мрак мрачно.