– Но я только что сказал вам…

– Mais oui, mais oui,[41] я слышал, – перебил его Пуаро. – Яне глух и не глуп, слава богу. Но вы подходите к этой проблеме не под тем… какэто… углом.

– Я вас не понимаю, – растерянно сказал инспектор, – мызнаем, что Экройд был жив без четверти десять. Согласны?

Пуаро внимательно поглядел на него и с улыбкой покачалголовой.

– Я не согласен ни с чем, что не доказано.

– Но у нас есть доказательства – показания мисс Экройд.

– Какие? Что она ходила попрощаться с дядей? Но я – я невсегда верю тому, что мне говорят девушки, пусть даже самые очаровательные.

– Но, черт возьми, Паркер видел, как она вышла оттуда.

– Нет! – неожиданно резко сказал Пуаро. – Этого он как разне видел. Я убедился в этом, произведя небольшой опыт, помните, доктор? Паркервидел ее перед дверью. Она держала руку на ручке. Он не видел, как она выходилаиз кабинета.

– Где же она еще могла быть?

– Может быть, на лестнице.

– На лестнице?

– В этом и заключается моя маленькая идея.

– Но лестница ведет только в спальню мистера Экройда.

Инспектор все еще недоумевал:

– Но если она была в спальне своего дяди, что тут такого?Зачем бы она стала это скрывать?

– А! В том-то и вопрос. Смотря по тому, что она там делала,не так ли?

– Вы имеете в виду… деньги? Но, черт побери, не мисс жеЭкройд взяла эти сорок фунтов!

– Я ничего не имею в виду. Но вспомните: жизнь здесь была неиз легких и для матери, и для дочери. Неоплаченные счета, постоянная нужда вкарманных деньгах. Роджер Экройд, как выясняется, был мелочен в денежных делах.Девушка могла оказаться в тяжелом положении из-за сравнительно небольшой суммы!И вот что произошло: она взяла деньги, стала спускаться по лестнице, услышалапозвякивание стаканов и поняла, что Паркер направляется в кабинет. Если онувидит ее на лестнице, это покажется ему странным, и, когда денег хватятся, онвспомнит. Она кидается к двери кабинета и даже берется за ручку, чтобы быловидно, что она только что вышла оттуда. Появляется Паркер. Она говорит емупервое, что приходит в голову, – повторяет распоряжение, отданное Экройдомраньше, и уходит.

– Но ведь потом-то она должна была понять, что от ее словзависит многое? – возразил Рэглан. – Что надо открыть правду?

– Потом, – холодно продолжал Пуаро, – мадемуазель Флорапопала в трудное положение. Ей ведь сказали только, что явилась полиция,обнаружен грабеж. Ее первая мысль, естественно, о присвоенных ею деньгах, и онаповторяет свою историю. Затем узнает о смерти дяди. Она в панике. Падает вобморок. А современные девушки не так-то легко падают в обморок. Перед нейдилемма: либо не отступать от прежних показаний, либо признаться во всем. Апризнаваться в воровстве молодой девушке нелегко – особенно перед теми, чьимуважением она дорожит.

– Я не верю! – Рэглан стукнул кулаком по столу. – Этоневозможно! И вы… вы давно это знали?

– Подозревал с самого начала, – признался Пуаро. – Я былубежден, что мадемуазель Флора что-то скрывает. Чтобы убедиться, я при докторепроделал опыт, о котором вам рассказал.

– И сказали при этом, что хотите проверить Паркера, – сгоречью укорил я его.

– Но, mon ami, – начал оправдываться Пуаро, – иной раз надоже что-то сказать!

Инспектор встал.

– Нам остается одно, – заявил он, – немедленно ее допросить.Вы поедете со мной в «Папоротники», мсье Пуаро?

– Разумеется. Доктор Шеппард подвезет нас на своей машине?

Я охотно согласился.

Мы осведомились о мисс Экройд, и нас провели в гостиную; уокна сидели Флора и Блент.

– Здравствуйте, мисс Экройд, – сказал инспектор. – Не моглибы мы побеседовать с вами наедине?

Блент тотчас встал и направился к двери.

– В чем дело? – взволнованно спросила Флора. – Не уходите,майор Блент. Он может остаться, не правда ли? – обратилась она к инспектору.

– Как вам угодно, мисс, – сухо сказал инспектор, – но я быпредпочел задать вам эти вопросы наедине; думаю, так будет лучше и для вас.

Флора пристально поглядела на него. Я заметил, что онапобледнела. Она повернулась к Бленту:

– Я хочу, чтобы вы остались. Пожалуйста. Я очень вас прошу –независимо от того, что намерен сообщить мне инспектор, я хочу, чтобы вы тожеуслышали это.

Рэглан пожал плечами:

– Ну, дело ваше. Так вот, мисс Экройд, мсье Пуаро высказалпредположение. Он утверждает, что вы не были в кабинете вашего дяди в прошлуюпятницу вечером, и не видели вашего дядю, и не прощались с ним, когда услышалишаги Паркера, а были в это время на лестнице, ведущей в спальню вашего дяди.

Флора вопросительно посмотрела на Пуаро, он кивнул.

– Мадемуазель, когда несколько дней назад мы все сидели застолом, я умолял вас быть со мной откровенной. То, чего не говорят папе Пуаро,он узнает сам. Скажите правду. Поймите, я хочу вам помочь. Вы взяли эти деньги?

Наступило молчание. Потом Флора заговорила:

– Мсье Пуаро прав. Я взяла эти деньги. Украла. Я воровка.Да, жалкая, мелкая воровка. И я рада, что вы это знаете, – все эти дни я жилакак в бреду, как в каком-то страшном сне… – Она села и закрыла лицо руками,голос ее дрожал. – Вы не представляете себе, как тяжела была моя жизнь здесь:вечная необходимость изворачиваться, лгать из-за счетов, обещать заплатить,обманывать – как я противна себе! Это нас и сблизило с Ральфом – мы оба слабы!Я понимала его и жалела – я и сама такая, – мы не умеем стоять на своих ногах,мы жалкие, презренные существа! – Она поглядела на Блента и вдруг топнуланогой: – Почему вы так смотрите на меня, как будто не верите? Да, я воровка!Но, по крайней мере, я не лгу сейчас. И я вовсе не юная бесхитростнаяпростушка, какой, по-вашему, полагается быть девушке. Вы, конечно, больше незахотите меня видеть. И пусть! Я себя ненавижу, презираю! Но одному вы поверитьдолжны: если бы, сказав правду, я облегчила положение Ральфа, я бы ее сказала.Но с самого начала я понимала, что это будет только хуже для него, увеличитулики, а моя ложь ему не вредила.

– Ральф, – сказал Блент, – понимаю, всегда Ральф.

– Ничего вы не понимаете, – как-то надломленно и беспомощносказала вдруг Флора, – и никогда не поймете. – Она повернулась к инспектору: –Я признаюсь во всем. Мне были необходимы деньги. В тот вечер я совсем не виделадядю после обеда. А по поводу денег – делайте со мной что хотите! Хуже уже всеравно не будет! – И, закрыв лицо руками, она выбежала из комнаты.