– Значит, так, – сказал инспектор тупо, явно не зная, чтоделать дальше.

– Инспектор Рэглан, – вдруг спокойно заговорил Блент, – этиденьги были вручены мне самим мистером Экройдом для особой цели. Мисс Экройд кним не прикасалась – она лжет, чтобы помочь капитану Пейтену. Я готов показатьэто под присягой. – И кивнув, он вышел.

Пуаро кинулся за ним и задержал его в холле.

– Мсье, умоляю вас, одну минутку.

– Что такое, сэр? – хмуро и нетерпеливо спросил Блент.

– Дело в том, – торопливо заговорил Пуаро, – что вашавыдумка меня не обманула. Деньги взяла мисс Флора, но с вашей стороны это былоблагородно… Мне это понравилось. Вы быстро соображаете и быстро действуете.

– Весьма признателен, но ваше мнение меня не интересует, –холодно прервал его Блент и хотел уйти, однако Пуаро, не обидевшись, удержалего за рукав.

– Нет, вы должны меня выслушать. Тогда за столом я говорил отом, что вы все что-то скрываете. Так вот: я с самого начала знал, чтоскрываете вы. Мадемуазель Флора… Вы ведь любите ее всем сердцем. И полюбили спервой минуты, как увидели, не так ли? Нет, будем говорить об этом! Почему вАнглии о любви упоминают так, будто ее надо стыдиться? Вы любите мадемуазельФлору и стараетесь скрыть это от всех. Прекрасно, так и следует, но послушайтесовета Эркюля Пуаро – не скрывайте ее от мадемуазель Флоры!

Блент на протяжении этой речи несколько раз пытался уйти, нопоследние слова, казалось, приковали его к месту.

– Что вы хотите сказать? – спросил он резко.

– Вы думаете, она любит капитана Пейтена, но я, ЭркюльПуаро, говорю вам: нет! Она согласилась на брак с ним, чтобы угодить дяде испастись от невыносимой жизни здесь. Оней нравится – между ними большая симпатияи взаимопонимание, но любит она не Ральфа Пейтена.

– Что вы мелете, черт побери! – воскликнул Блент. Я заметил,как он покраснел под загаром.

– Вы были слепы, мсье! Но пока на капитана Пейтена падаетподозрение, она не может отречься от него – эта малютка умеет быть вернойдрузьям и долгу.

Я почувствовал, что мне пора вмешаться, чтобы помочь благомуделу.

– Моя сестра говорила мне на днях, – сказал я, – что Флорасовершенно равнодушна к Ральфу. А моя сестра никогда не ошибается в такого родавещах.

Но Блент не обратил никакого внимания на мои слова. Онсмотрел только на Пуаро.

– Вы действительно так думаете?… – Он умолк в растерянности.

Он был из тех людей, которым не всегда легко облечь своюмысль в слова. Пуаро этим недостатком не страдал.

– Если вы сомневаетесь, спросите ее сами, мсье. Или теперь…после этого случая с деньгами?…

– Вы можете предположить, – сердито фыркнул Блент, – что япоставлю ей это в вину? Роджер всегда был тяжел в денежных делах. Оназапуталась и боялась сказать ему. Бедная девочка! Бедная, одинокая девочка!

– По-моему, мадемуазель Флора прошла в сад… – задумчивопробормотал Пуаро, взглянув на стеклянную дверь.

– Я был неслыханным болваном, – сказал Блент отрывисто. –Странный у нас произошел разговор – как в какой-нибудь скандинавской пьесе. Новы хороший человек, мсье Пуаро. Благодарю вас. – И, пожав руку Пуаро так, чтотот скривился от боли, Блент вышел через веранду в сад.

– Не таким уж неслыханным, а просто влюбленным болваном, –заметил Пуаро, осторожно растирая руку.

Инспектор Рэглан перенес основательное потрясение. Рыцарскаяложь Блента обманула его не больше, чем нас. На обратном пути он не переставаяжаловался:

– Но ведь это меняет все дело, мосье Пуаро. Вы этопонимаете?

– Да, видимо, так, да, полагаю, что так. Но я, правдусказать, уже с некоторых пор об этом догадывался!

Инспектор Рэглан, для которого что-то прояснилось всегополчаса назад, молча покосился на него и продолжал:

– Значит, все эти алиби – чепуха! Полная чепуха! Опятьначинать сначала. Узнать, что каждый из них делал с восьми тридцати дополдесятого, – вот от чего мы должны танцевать теперь. Вы были правы по поводуэтого Кента – мы его пока попридержим. Дайте сообразить. Без четверти десять онв «Собаке и свистке». Он мог добраться туда за четверть часа, если бежал сломяголову. Возможно, что это его голос слышал мистер Реймонд, когда кто-то просилденег у мистера Экройда. Но ясно одно – звонил доктору не он; станция вполумиле от «Папоротников», в другом направлении, и в полутора милях от «Собакии свистка», а он был в гостинице до четверти одиннадцатого. Черт бы побрал этотзвонок – вечно мы на него натыкаемся!

– Да, – согласился Пуаро, – это любопытно.

– Хотя возможно, что звонил капитан Пейтен. Влез в окно,увидел своего дядю, заколотого кинжалом, испугался, что обвинят его, и убежал.Это вполне возможно, не так ли?

– Но зачем ему было звонить?

– Подумал, что, может быть, старик еще жив, хотел поскореевызвать к нему врача, но не выдавая при этом себя. Неплохая теория, а? –Инспектор немного воспрянул духом. Он так явно был доволен собой, что наши словабыли бы излишни.

Мы подъехали к моему дому, и я кинулся в приемную, где меняуже давно ждали пациенты, а Пуаро отправился с инспектором в участок.

Отпустив последнего пациента, я прошел в чуланчик, где уменя устроена мастерская. Я очень горжусь своим самодельным радиоприемником.Каролина ненавидит мою мастерскую, куда запрещен вход Энни с ее щетками итряпками – мне дороги мои инструменты. Я разбирал механизм у будильника,который считался абсолютно испорченным, когда дверь приотворилась и в щельпросунулась голова Каролины.

– Ты, конечно, здесь, – с явным неодобрением сказала она. –Мсье Пуаро хочет тебя видеть.

– Что ж, – сказал я кисло (от неожиданности я упустилпружинку), – если он хочет меня видеть, пригласи его сюда.

– Сюда?

– Вот именно!

Каролина удалилась, негодующе фыркнув. Вскоре она появиласьснова вместе с Пуаро и ушла, хлопнув дверью.

– Ага, мой друг, – сказал Пуаро, подходя и потирая руки, –от меня не так-то просто избавиться, а?

– Кончили с инспектором? – спросил я.

– Пока да. А вы приняли всех пациентов?

– Да.

Пуаро уселся на стул, склонив свою яйцевидную голову набок,и поглядел на меня с таким видом, словно предвкушал добрую шутку.