Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старший из сопровождавших их гвардейцев заступил дорогу, не позволяя выходить из садовой калитки.
– Начали-с, – хмуро отрапортовал он. – Не положено теперь мешать.
Лизе в один момент сделались безразличны все законы чести и светские правила. Она дёрнулась, чтобы обойти сторожа, но второй гвардеец тотчас встал с ним рядом. Алексею же пришлось удержать девушку за руку.
– Барышня, нельзя, – настаивал младший. – Мы и так не должны были вас пропускать на территорию.
А старший сурово добавил:
– Или ожидайте здесь, или идёмте обратно.
Он гневно глянул на Эскиса, и тот коротко ответил:
– Мы останемся здесь, благодарю вас, уважаемые, – а затем взял Лизу за руку поудобнее, переплетая их пальцы.
Этот жест немного успокоил Бельскую. И всё же она не могла отвести глаз от того действа, что разворачивалось перед ней.
Секунданты уже поставили противников на лужайку. Все участвующие лица, кроме Николая Феликсовича и обязательно присутствовавшего на дуэли доктора в штатском, были облачены в мундиры.
Мантейфеля Лиза прежде не видела, но признала его без труда. Высокий балтийский дворянин весьма холодной внешности и строгой выправки, он стоял аккурат напротив бледного Николая. Мантейфель носил модные, подкрученные вверх усы. Глядел сурово из-под густых бровей. Но двигался так, словно бы не желал этой дуэли. Равно как и его оппонент.
Заходящее солнце окрасило горизонт в насыщенный брусничный цвет. Так вышло, что напротив него стоял именно Николя.
Её милый, добрый и совершенно беззаботный друг более таковым не выглядел. Тёмно-синий костюм на нём издалека казался траурно-чёрным, отчего у Лизы тотчас перехватило дыхание. Недоброе предчувствие отозвалось слабостью в ногах.
Юсупов вытер рукавом лоб. Что-то негромко сказал Мантейфелю. Тот кивнул.
Подошли секунданты с оружейным футляром. Передали заряженные пистолеты противникам. Один из них дал команду к началу и принялся вслух считать шаги по мере того, как оппоненты удалялись друг от друга.
Лиза дёрнулась было кинуться на поляну, но Алексей крепко перехватил её рукой за талию. Нельзя было мешать. Ни по закону. Ни из простого здравого смысла. Любое отвлечение внимания могло сгубить Николая.
– Пятнадцать! – раздался окрик секунданта.
Противники развернулись лицом друг к другу. Встали вполоборота, чтобы уменьшить площадь попадания. Подняли пистолеты.
Лиза не сводила взгляда с Николая. Ей почудилось, что рука его дрожит, а на лбу выступил пот. А ещё, что всё это ужасно неправильно. Нереально. Подобное просто не может происходить. И, возможно, сложилось бы совершенно иначе, будь она сговорчивее прошлым летом, когда Николя пытался ухаживать за ней в своей прямолинейной манере.
С дерева на краю поляны со скрипучим карканьем сорвалась ворона, вспугнутая криками секундантов. Её чёрный силуэт показался грязной кляксой на фоне малиновой глади заката.
Время будто остановилось на пару бесконечных ударов сердца. Полагалось помолиться, но Лиза не успела вспомнить ни одной молитвы.
Раздалось хлёсткое и неотвратимое:
– Стрелять!
Два выстрела прогремели одновременно.
Николай Юсупов выстрелил в сторону вороны, подняв руку гораздо выше, чем требуется.
Мантейфель – в Николая.
Пуля последнего могла бы попасть в верхнюю часть плеча. Вероятно, гвардеец того и хотел. Однако же поднятая рука всё решила. Выстрел пришёлся точно в бок.
Николай закричал и рухнул на траву.
Закричала и Лиза. Рванулась к нему, но Алексей не пустил её. Она затрясла головой. Попыталась вырваться. Побежать к Николаю, к которому уже и без неё заспешили все, включая тех двоих гвардейцев, которые встретили Эскиса и Бельскую.
– Пуля попала в лёгкие, похоже, – услышала она голос Алексея над своим ухом. – Рана смертельная. Он не выживет.
Этот жестокий, горький приговор прозвучал словно сквозь плотно набитую перьевую подушку.
Лиза отказалась верить ему на слово. Упрямо думала, что Эскис ошибся, навскидку сделав вывод.
Она увидела кровь на руках подоспевшего к Николаю врача. Услышала обрывки фраз. Уговоры Алексея уйти как можно скорее. Но самого главного она не услышала. Николай Юсупов больше не кричал. Ничего страшнее этого и быть не могло.
Глупо светскому человеку верить в предсказания. Грешно – человеку православному. Но отчего-то Бельская вспомнила рассказ Феликса о родовом проклятии. Как и страшилась княгиня Зинаида Николаевна, её старший сын не дожил до двадцати шести лет.
Эта мысль была последней перед тем, как Лиза лишилась чувств.
Глава 13
Она пришла в себя от тряски. А ещё из-за навязчивого запаха нюхательной соли, от которого щипало в носу.
– Елизавета Фёдоровна, вы меня слышите? – донёсся до неё напряжённый голос Алексея Константиновича.
Ей удалось пробормотать нечто невнятное, после чего получилось поднять тяжёлые веки.
Лиза обнаружила себя в полулежачем положении на сиденье уже знакомого экипажа. Алексей сидел напротив, склонившись над ней. Хмурая морщинка промеж его бровей разгладилась, когда Бельская очнулась.
Он убрал во внутренний карман пузырёк с нюхательной солью. Затем взял её за руку, чтобы посчитать её пульс.
– Как вы себя чувствуете? – спросил мужчина, но, прежде чем она успела ответить, с видимым облегчением поцеловал кончики её пальцев.
Лиза шумно выдохнула. Попыталась сесть ровнее, но вновь неловко повалилась на сиденье.
– Не делайте резких движений, прошу вас, – Алексей Константинович помог ей устроиться. – Голова может снова закружиться.
Но если бы дело заключалось в одной лишь голове!
Внезапно девушка вспомнила, что произошло. Всё показалось ей каким-то нереальным. Ненастоящим. Будто безумный ночной кошмар, от которого она пробудилась.
– Николай, – вяло простонала она.
Волнение на лице Алексея сменилось строгим выражением. Он поджал губы. Так, что мышцы на щеках напряглись, придав ему жёсткости. После чего Алексей Константинович отпустил её руку и сказал сдержанным тоном врача:
– Мне очень жаль, Елизавета Фёдоровна. Ваш друг погиб. Мы ничем не смогли ему помочь. – Он отвернулся. – Но ещё более мне жаль, что я затеял эту нелепую слежку, а после уступил вашим мольбам, и из-за моих слабостей вы стали невольной свидетельницей этой чудовищной драмы. Клянусь, что ни одна женщина не должна видеть подобное. А на вашу долю выпало и так слишком много смертей в последнее время.
Он был прав.
Память тотчас услужливо подкинула кровавые образы мёртвых подруг, гром от выстрелов, крик, засевший глубоко внутри, как назойливая заноза, и рухнувшего в траву Николя.
Ей стоило разрыдаться сейчас, чтобы не слечь с нервным расстройством после, когда смысл случившегося дойдёт до неё. Но Бельская попросту не могла проронить ни слезинки. Глаза были сухи настолько, словно в них насыпали песка.
До слуха доносился торопливый