понимал её состояние и таким образом старался успокоить трепетную девицу.

– Это ещё одна история из моей жизни на родине Реформации, – продолжал Алексей Константинович. – Мне довелось посетить один музыкальный фестиваль, на котором как раз я её и услышал. Вообразите себе, Елизавета Фёдоровна: цикл из четырёх эпических опер, объединённых одним сюжетом. Германская мифология, средневековые саги, боги, герои, мистические существа и даже волшебное кольцо, дающее своему хозяину власть над миром. Три поколения персонажей, чьи судьбы неизбежно драматичны. Шестнадцать часов в общей сложности.

– И как вам? – Лиза в изумлении округлила глаза.

– Долго, – на губах Эскиса мелькнула сдержанная улыбка. – Разумеется, слушали все четыре оперы мы не подряд, а по одной в день. И всё же. Я с облегчением пришёл к выводу, что я больше скромный эскулап, нежели ценитель высокого искусства. Однако должен вам признаться, что последняя часть меня поразила. «Götterdämmerung». «Сумерки богов». Она завершается закономерно. Боги, допустившие все свершившиеся тяжкие преступления, гибнут. Их Валгалла уничтожена в огне вместе с ними. Понимаете? Даже самых сильных существ мира сего, которым надлежало оберегать более слабых своих подопечных, настигла неизбежная кара.

Бельская запнулась, едва не упав. Алексей удержал её на ногах.

Она остановилась, развернувшись к нему лицом.

– Вы антимонархист, Алексей Константинович? – испуганным шёпотом спросила она, словно бы на безлюдном мосту посреди Невы их мог кто-то услышать.

Он вновь тонко улыбнулся.

– Уверяю вас, что не интересуюсь ничем подобным. И ни в каких подпольных организациях не состою. – От Лизы не укрылось, как сосредоточенно и осторожно он теперь подбирал слова, чтобы не напугать её снова. – Но я верю в то, что никто не бессмертен и не совершенен. Даже наиболее близкие к власти люди. Особенно они, пожалуй. Большие деньги опьяняют. Дарят обманчивое ощущение вседозволенности, с которым далеко не все способны справиться. Наша золотая молодёжь уж точно. Увы. – Алексей вздохнул глубоко и печально. Как человек, который отлично понимал то, о чём говорил. – Елизавета Фёдоровна, мне безмерно жаль, что втянул вас и сделал свидетельницей столь ужасной сцены сегодня. В очередной раз прошу вас меня простить.

Стоило ответить. Подобрать встречное утешение, хотя бы ради приличия. Но она не смогла.

Вероятно, переживание и вправду оказалось слишком глубоким для Лизы. Она вдруг потерялась в ощущениях. Кровь зашумела в ушах. Перед глазами поплыло. Всего секунду назад она глядела на Эскиса снизу вверх, боясь вдохнуть…

И вдруг обнаружила себя пылко целующей его губы.

Какой-то безумный, отчаянный порыв заставил её привстать на цыпочки и совершить столь неподобающее для благородной девицы действие – прильнуть к чужому мужчине в алчном поцелуе.

Смерть. Кровь. Страх. Осознание того, что она всё ещё может оказаться следующей в этой необъяснимой цепочке.

Сумерки богов.

Как точно сказано.

Даже самые сильные создания на земле, наделённые властью и богатством, уязвимы. Жизнь хрупка и скоротечна. А финал – неизбежно драматичен.

La fin tragique[32].

Когда Лиза наконец пришла в себя, Алексей мягко целовал её в щёку. Его тёплые объятия уютно укрывали девушку от пронизывающего ветра с Невы. Этот терпеливый, сдержанный мужчина, склонный к тонкой иронии и внимательным замечанием, действовал на неё умиротворяюще.

Он отстранился. Ласково убрал с её лица выбившуюся из причёски прядь. И негромко произнёс:

– Я всё смотрю на вас с самой первой нашей встречи тогда, на крещенском балу в Смольном, и задаюсь вопросом, как глаза могут быть такими сапфирово-синими? – Эскис нахмурился, будто ощутил боль после этих слов. В его мимике Лиза уловила отчётливую печаль. – Почему мы не познакомились с вами раньше, Елизавета Фёдоровна? Всё бы могло сложиться совсем иначе.

– Мы не можем этого знать, – она опустила взор. Сердце стучало гулко и часто. – Час поздний, Алексей Константинович. Проводите меня в институт, будьте добры. У меня и без того будут большие проблемы.

– Как пожелаете, но я бы хотел поговорить с вами о том, что происходит между нами, – он предложил ей локоть.

– Прошу вас, в другой раз. – Лиза в смущении взяла его под руку, и они пошли дальше гораздо быстрее. – С меня на сегодня хватит, полагаю. От переживаний голова болит нестерпимо. Иных событий и разговоров я не вынесу. Тем более столь личного характера.

Эскис не стал настаивать. Лишь когда они снова сели в экипаж, он напомнил:

– Примите капли на ночь. Они помогут вам справиться с тревогой и облегчат мигрень.

– Merci.

Более они не обмолвились ни словом до самого Смольного. Бельская тревожилась с каждой минутой всё сильнее. Она попросила остановить экипаж, не доезжая до монастыря. Эскису она велела не провожать её, но мужчина не послушался. Он порядочно отстал, но всё равно пошёл следом, чтобы убедиться, что она доберётся без происшествий.

Но едва Лиза оказалась под сенью садовых деревьев, как с ближайшей лавочки поднялась женская фигура и ринулась к ней.

– Слава тебе, Господи. – Ксения Тимофеевна на бегу перекрестилась.

Облик у неё был ужасный. Даже пугающий. Классная дама своей бледностью напоминала привидение, а при виде её заплаканных, красных глаз Лизе сделалось ужасно стыдно.

– Ксения Тимофе…

– Молчите, – шикнула на неё женщина.

Её растерянный, напуганный вид молниеносно сменился праведным гневом. Веленская схватила Лизу за запястье и потянула вглубь сада.

– Ступайте за мной, Елизавета Фёдоровна, и ни звука, – отчеканила женщина. – Иначе я клянусь, что отведу вас к княжне Ливен незамедлительно.

Бельская послушно заспешила за ней. На ходу она бросила короткий взгляд через плечо, но дорожка позади оказалась пуста.

– Не озирайтесь. Он уже ушёл, – отрезала Ксения Тимофеевна. А потом проворчала: – И правильно сделал.

Всё внутри похолодело.

– Вы всё не так поняли, – пролепетала Лиза едва слышно.

Веленская, которая продолжала тянуть девушку за собой вглубь сада, чтобы подойти к институту с другой стороны, язвительно фыркнула.

– Я всё поняла именно так, как надо, – произнесла она с тихой, шипящей интонацией. – Вы меня обманули. Вы солгали наиболее подлым образом, недостойным благородной ученицы Смольного.

– Я…

– Молчите, я сказала.

Они свернули к реке.

– Знаете, я ведь тоже была молода и по наивности своей совершала ошибки, о которых не желаю вспоминать. Лишь поэтому я не веду вас к Елене Александровне немедленно, – с гневным жаром продолжала отчитывать её Веленская. – Осмелюсь предположить, что переживания из-за смерти подруг заставили вас подумать, что вы найдёте утешение в объятиях этого человека, кем бы он ни был.

Бельская на миг зажмурилась, чтобы поблагодарить Господа за то, что Ксения Тимофеевна не узнала Эскиса издалека.

– Однако, – классная дама дёрнула девушку за руку, заставляя идти быстрее и одновременно наказывая её за обман, – напоминаю, что у