Не знаю. Наверное, дело в дешевом красном вине и в том, что я оказалась так далеко от дома. Но, какова бы ни была причина, на той крыше, окруженная незнакомыми людьми, я это сказала. Вслух, при свидетелях сказала, что хочу начать пытаться зачать ребенка. Озвучила это перед Ником, зная, что он слышит. Я сказала это, словно швырнув кирпич в окно.

Помню, было ощущение, словно я только что задрала юбку и показала миру свой лобок. Я была обнажена, как никогда. Но вот что удивительно: никто не запаниковал. Никто, кажется, даже не удивился. В конце концов, мы пара в возрасте «за тридцать», жили вместе и собирались выучиться на учителей.

Тот факт, что кто-то из нас готов начать пытаться родить, примерно настолько же неожиданный, как и факт, что дети едят варенье.

После краткого «ах, как мило!» немка занялась мужчиной рядом со мной и задала ему тот же вопрос. Я же дала волю вулкану кипевшей во мне жажды материнства, взяв этих людей в свидетели, – и ни один, кажется, ничуть не встревожился. Даже Ник не воспользовался возможностью сигануть с крыши.

Пока вечер длился, подстегиваемый немалым количеством выпивки, я успела сказать примерно двенадцати разным незнакомым людям, что хочу родить ребенка. Сирийцу, который работал переводчиком и помощником преподавателя в школе. Американке, одетой как Лиам Галлахер. Двум британкам, с которыми мы делили квартиру. Студенту-итальянцу, который пытался уговорить всех послушать, как он играет на гитаре. Я бросила себе вызов. Я знала: чем большему числу людей скажу, тем труднее будет потом отрицать собственные чувства. Я проверяла их на публике, беря на себя ответственность за то, чего хотела.

А еще забрасывала наживку Нику, пытаясь добиться реакции… хоть какой-нибудь.

Примерно через два часа после того, как мы улеглись спать в свирепом холоде квартиры, где размещали всех учителей-волонтеров, лежа в спальном мешке, Ник начал дрожать. Он мерз все сильнее, волновался все больше, пока, наконец, не заблевал весь пол со своей стороны кровати. Опасаясь, что это какая-то аллергическая реакция или начало настоящего заболевания, я растолкала его, попыталась заставить выпить стакан воды, подтерла рвоту одним из полотенец. Может, из-за стресса? Или некачественного спиртного? Этого я никогда не узнаю. Ведь когда я вернулась из ванной, смыв рвоту в сток раковины, Ник лежал на спине и безмятежно храпел. Что ж, ладно.

Судя по всему, это и была реакция, которой я добивалась.

* * *

Когда говоришь партнеру о желании начать пытаться зачать ребенка, дело, разумеется, не заканчивается одним-единственным разговором. Похоже, у большинства знакомых мне пар это решение – или желание – накапливается, набирает вес и импульс годами, подобно лавине. Поначалу вы оцениваете друг друга, проверяя, может ли рождение детей хотя бы появиться на горизонте. Может, вы об этом разговариваете, как об абстракции, дожидаясь автобуса у магазина Mothercare. Проведя выходные у беременной подруги, вы, возможно, заговорите о логистике, о датах, даже об именах. Возможно, вы перестанете принимать таблетки, переключитесь на легендарный в своей ненадежности «метод вытаскивания», перестанете покупать презервативы. Одна женщина из моей группы NCT[34] говорила, что их с мужем к решению подтолкнула простая логистика:

– Хозяин квартиры предупредил о расторжении договора, поэтому Дейв сказал что-то вроде: «Нам следует попробовать купить где-нибудь квартиру, а потом родить ребенка».

Вот так! Без шума и пыли. Ни фейерверков, ни мольбы, ни поползновений спрыгнуть с крыши. Мне с трудом удается в это поверить. И все же друг Стиво описывал разговор с партнершей о ребенке, как «самый прекрасный момент» в его жизни:

– Канун Нового года. Чуть поддатые, мы с Элис вернулись в номер. Мы разговаривали о жизни и любви, так что естественным образом всплыла тема рождения детей. Одной из причин, по которым я расстался со своей бывшей, было то, что она не хотела детей. Помню, мы чуть не в один голос сказали: «Может, нам просто попробовать родить ребенка?» Этакий эйфорический момент озарения, и удивительно волнующе именно то, что мы приняли решение вместе.

Когда я спросила о том же подругу Бекс, она, пожалуй, ответила жизнерадостнее всех:

– Я сказала Кормаку, что подумываю вынуть спираль, и он ответил, что готов в любой момент.

Есть пары, которые начинают играть с судьбой, то есть пользуются презервативом только когда не лень и ждут, пока природа примет решение за них. В смысле, конечно, на самом деле это и есть принятие решения. Но, справедливости ради, если хотят подать это как «волю вселенной», кто я такая, чтобы спорить? Есть пары, планирующие дату оплодотворения с точностью чуть ли не до минут, используя дневники и таблицы, чтобы ребенок через пять лет, считая от этого дня, попал в определенную школу в определенный день. А еще есть пары, которые через три месяца ухаживания обнаруживают, не успев завести по зубной щетке в квартирах друг друга, что ухитрились завести беременность.

И все же в «годы паники» многие оказываются за пределами обстоятельств, в которых могли бы забеременеть биологически, нечаянно или так, как некогда надеялись. Может, ты только что ушла из длительных отношений; может, живешь за границей, поскольку этого требует работа; ты можешь быть одиночкой, подозревать у себя проблемы с фертильностью или проходить медицинское лечение. Тебя могли только что уволить по сокращению. Словом, по любой причине тебе может казаться, будто сейчас неподходящее время пытаться забеременеть. И все же бок о бок с этим знанием бежит соперничающее осознание, что фертильность конечна, могут кончиться яйцеклетки до того, как вы разгребете все дерьмо.

Женщинам в таком положении годами твердили, что решение есть: заморозка яйцеклеток. Вынуть их и положить в морозилку. Пусть лежат, ждут, пока не будете готовы. Есть реклама процедуры в журналах и на бортах автобусов; в больших компаниях типа Apple и Google предлагают ее служащим в рамках рабочего договора. Ваша мама не особенно деликатно заводит разговор на эту тему по дороге на празднование двухлетия вашей племянницы. Но что на самом деле означает заморозка яйцеклеток? Что за собой влечет? Какие ощущения вызывает? И работает ли?

В двадцать семь лет моя подруга Элинор Морган узнала о том, что бесплодна. Мы познакомились на вечеринке с обменом одеждой примерно восемь лет назад. Помню, как предложила ей платье, от которого она вежливо отказалась, сообщив, что оно «немножко типа “я-продаю-органическую-свеклу-и-по-выходным-ношу-нефритовое-яйцо”». Она дала мне брюки, которые, по моим словам, делали меня «жирной п***ой. Буквально».

Так начались одни из самых главных дружеских отношений моих «двадцатых». Я