медики, но и как психотерапевты, добрые тетушки, священники, призванные к моему одру, дабы выслушать горести. Видите ли, эта конкретная спираль сидит в моем теле с тех пор, как я шесть с половиной лет назад переехала в Лондон. И поскольку я искренне не могу припомнить, сколько ей положено там оставаться, десять лет или всего пять, я пришла ее заменить. Однако в глубине души я знаю, чего хочу на самом деле: удалить. Я ищу предлог, любой, только бы убрать медную акулу-молот, которая сидит в матке и не дает быть фертильной. Я хочу родить ребенка. Я сказала это еще три месяца назад на крыше в Греции, и все же здесь, дома, этот вопрос, похоже, опять старательно прячется по углам, чтобы избежать конфронтации. Друзья знают, что я хочу ребенка. Я знаю, что хочу ребенка. И все мы тем не менее продолжаем жить как ни в чем не бывало. Когда они вежливо спрашивают меня о планах на будущее, я бормочу что-то вроде «выну спираль через год, а может, через два, может, раньше, может, позже, наверное, может, не знаю». Они мягко спрашивают: почему бы не удалить ее прямо сейчас, коль скоро я хочу ребенка? Ответ прокатывается вверх по гортани, как шар в снукере, тяжелый и неудобный. «Мой бойфренд не готов иметь детей», – говорю я, чувствуя себя глупой и жалкой, как мокрая губка.

* * *

Я поставила спираль во время последних длительных отношений – ну, вы помните, с тем мужчиной, с которым мы купили стиральную машину, потом я с ним рассталась, а потом он был диджеем на праздновании моего тридцатилетия – после эпизода, который мы в шутку прозвали «Великим Плачем». О, как мы потом смеялись! Во время Великого Плача я сидела на кровати спиной к окну и рыдала. Я плакала, как викторианка, мелкими всхлипами. Как малышка с ободранным коленом, утробно, сопливо, взахлеб. Как раненое животное, подвывая и раскачиваясь. Но вот в чем дело: я совершенно не представляла, почему плачу. Это само по себе было довольно страшно. Вообразите, ваше тело содрогается и задыхается от слез, а вы никак не возьмете в толк, что стало причиной. Это как одержимость. Почти каждый день на протяжении двух месяцев меня одолевали горе, жалость к себе, физический ужас, который делал лицо оплывшим, а костяшки пальцев белыми, и я совершенно не понимала причину. Не помню, в какой момент пришло в голову, что это может быть связано с противозачаточными таблетками и следовало бы перестать их принимать. Зато помню ощущение отравленности, когда приняла решение их принимать. Ежедневное потребление гормонов, четко знала я, делает меня печальной, жирной, одинокой, рассеянной, неотзывчивой, бесполой и тупой коровой. Мое тело на годы зависло в состоянии отложенной беременности – ложной, создаваемой этими маленькими белыми шариками эстрогена. И вдруг с предельной ясностью, которая сама по себе ощущалась как безумие, я осознала: они делают меня нездоровой. Как мы знаем, таблетки – важная часть жизни многих женщин. Они дарят миллионам некую меру контроля над телом, гормонами, сексуальной жизнью, карьерой, состоянием кожи, будущим и месячными – меру, недостижимую в прошлом. Но, как мы также знаем, воздействие контрацептивных таблеток на здоровье десятилетиями изучалось скандально мало. Для определения предположительных связей между качелями эстрогена, прогестерона и депрессии проведено немного значимых исследований.

Очень мало сделано, чтобы разобраться, подходят ли вообще таблетки для своей заявленной цели.

Например, лишь недавно всплыл факт, что рекомендованный семидневный перерыв в их приеме на самом деле придуман гинекологом Джоном Роком в надежде, что этот период сделает контрацептивную таблетку допустимым средством с точки зрения римского папы, поскольку будет имитировать природный цикл, а не по каким-то причинам здоровья и безопасности41. Как писала клинический и молекулярный фармаколог Элис Хоуорт в The Guardian, «две трети женщин в возрасте 20–24 лет принимают комплексные контрацептивные таблетки […]. И все же за шестьдесят лет лишь немногие представители медицинского истеблишмента усомнились в необходимости семидневного перерыва. Никто не поинтересовался, действительно ли женщинам нужно терпеть боль, дискомфорт или даже просто неудобство ежемесячных кровотечений»42. Именно из-за подобного дерьма редактор, репортер и моя подруга, временами составляющая мне компанию за кофе, Вики Спрэтт, запустила в Британии в 2017 году кампанию Mad About The Pill («В бешенстве из-за таблеток»).

– У меня была очень плохая реакция на таблетки, которые состоят из одного прогестерона, – рассказала Вики.

Мы сидели в ее квартире и ели турецкие вафельные пирожные.

– Я страдала от ужасающих панических атак, казалось, будто бесконечно падаю в лифте. Я не могла выйти из дома, у меня начали появляться суицидальные мысли. Никогда прежде подобного не было, и все появилось почти сразу после начала приема этих таблеток. Тогда я принялась искать информацию о препарате; опрашивала людей, пытаясь выяснить, как на нас действуют гормональные контрацептивы, как работают, кто изучал побочные эффекты.

В рамках кампании Спрэтт побеседовала с живущим в Копенгагене профессором Эйвинном Лидегардом, использовавшим централизованные данные по более чем миллиону датчанок в возрасте 15–34 лет за 16-летний период, чтобы изучить любые связи между гормональной контрацепцией и психическими заболеваниями. Угадайте, что случилось! Он не только выяснил, что женщинам, принимавшим таблетки – либо комплексные (содержащие как эстроген, так и прогестерон), либо только прогестероновые, – чаще прописывали антидепрессанты. Также выяснил существование связи между приемом таблеток и попытками самоубийства, в том числе удавшимися, особенно среди женщин-подростков43. В прошлом году профессор Анжелика Линден Хиршберг с кафедры женского и детского здоровья Каролинского института опубликовала результаты исследования, в рамках которого 340 здоровым женщинам в возрасте 18–35 лет, отобранным методом случайной выборки, давали в течение трех месяцев либо плацебо, либо контрацептивные таблетки, содержащие этинилэстрадиол и левоноргестрел (самые распространенные формы оральных контрацептивов в Европе)44.

По словам Хиршберг, женщины, которым давали настоящие таблетки, оценивали качество жизни как существенно более низкое, нежели получавшие плацебо. Под качеством жизни подразумевались настроение, благополучие, самоконтроль и уровень энергии. Увеличения частоты собственно депрессивных симптомов обнаружено не было; однако опрос, проведенный журналом The Debrief, выяснил: в выборке, состоявшей из 1022 женщин в возрасте 18–30 лет, 93 % когда-то раньше или в момент проведения опроса принимали медикаменты. Из них 45 % ощущали тревожность, 45 % – депрессию, 46 % утверждали, что лекарства снижают их либидо, а 58 % полагали, что таблетки оказывают негативное воздействие на их психическое здоровье45. Но, как говорит Вики, по-настоящему удивило ее во время этих неоднократных глубинных заплывов в море данных, отчетов и исследований не болезни, не самоубийства, не