Пришлось генералу самому взяться за дело. Причем в глубокойтайне, потому что боялся огласки. (Заметим в скобках, что в тогдашнем обществееще господствовали отсталые взгляды на половой вопрос и несовершенное уголовноезаконодательство. Это сейчас люди нашего времени широко смотрят на вещи. Внаиболее передовых странах уже разрешены однополые браки, а в скором времени, яуверен, будут узаконены и уравнены в правах смешанные семьи человека сживотными. Для начала с самыми высшими, а потом и с остальными, включая рыб,рептилий и насекомых. Но тогда, когда жил Пржевальский, так называемоескотоложство всем казалось ужасным грехом, преступлением и строго наказывалось.Так что, проводя свои эксперименты, Николай Михайлович рисковал не тольколичной репутацией в обществе, но и свободой.) Однако для него наука былапревыше всего, и он, имея в виду исключительно научные цели, шел на риск исамоотверженно совокуплялся со всеми открытыми им видами диких животных. Ссамкой медведя-пищухоеда, с дикой ослицей, дикой верблюдицей, но, помня окентаврах, больше всего внимания уделил открытой им дикой лошади, которой незря дал свое имя.

Лошадь Пржевальского генерал обнаружил в степи, в районекитайско-монгольской границы. Это был небольшой табун диких и агрессивных, неподпускавших к себе никого животных. Одну кобылицу, особо понравившуюся НиколаюМихайловичу, с трудом удалось отбить от табуна и отловить. Пржевальский назвалее, глазастую и стремительную, летящую по степи, словно на крыльях, Орлицей.Это было очень красивое, свободолюбивое, дикое и норовистое существо. Генералпоначалу ей, видимо, не приглянулся. Загнанная в специальный станок, онавырывалась, брыкалась, кусалась, рвала постромки. Николай Михайлович самокчеловеческого рода (хоть и пользовался у них большим успехом) не уважал. Ноочень галантно ухаживал за Орлицей, кормил ее отборным овсом, угощалшвейцарским шоколадом, купал, расчесывал гриву и украшал ее полевыми цветами.Он говорил ей ласковые слова, показывая тем самым, что вовсе не считает еесуществом ниже себя, и в конце концов растопил сердце гордого животного. И самвполне растопился.

В своем интимном дневнике он признавался, что его научныеэксперименты доставляют ему все больше и больше удовольствия. И Орлицапривязалась к генералу. Встречая его, она радостно ржала, очевидно, предвкушаяскорое удовольствие, и уже не рвалась из загона, где ее держали, чтобы еюслучайно не овладел какой-нибудь жеребец и не нарушил чистоту эксперимента. Взаписях есть указание на то, что табунный жеребец Маврикий ревновал Орлицу, всевремя крутился вокруг загона и однажды на рассвете даже сбил жерди забора, нововремя был отогнан конюхом Миронычем. Впрочем, до поры было неизвестно,вовремя или не вовремя. Может быть, пока конюх спал (в чем он потом непризнавался), Маврикий успел нарушить эксперимент. Жеребец, впрочем, вскорепогиб. Безумствуя от ревности, он напал однажды на Пржевальского и в порядкесамообороны (а может быть, тоже из ревности) был генералом пристрелен.

Прошло какое-то время, и Орлица забеременела. Это сильновзволновало экспериментатора. Неужели случилось то, о чем он так страстномечтал, и она действительно понесла от него? Но было еще подозрение, что отМаврикия, во время своего одноразового бегства. Надо помнить, что беременностьили жеребость кобыл продолжается обычно около года. Тогда еще ни о какомультразвуке люди не имели понятия, проверить, что там зреет в кобыльей утробе,заранее было нельзя. Можно только представить себе, в каких волнениях провелэтот год генерал. И наконец… это случилось ночью. Генерала разбудил Ферапонткриком:

– Ваше превосходительство, оне рожают!

– Кто они? – спросил генерал спросонья.

– Оне, ваша кобылья жёнка, ваше превосходительство.

Генерал кинулся на конюшню, даже забыв нацепить шпагу.Прибежал как раз вовремя и успел принять роды. Новорожденный упал ему прямо вруки. Генерал стал торопливо и пытливо его разглядывать. Нет, это был точно нежеребенок. И даже не кентавр. Это было обыкновенное человеческое дитя мужскогопола, но необычайно густо заросшее шерстью… Еще одна особенность отличаларебенка: пальцы ног у него были сросшимися между собой, а пятки ног – твердыми,ороговевшими.

Последнее из пачки писем предполагаемого Гром-Гримэйлоосталось незаконченным. Что случилось впоследствии, точно неизвестно. Но где-тоя слышал, что якобы вскоре после рождения ребенка-жеребенка Орлица былапередана в заповедник Аскания-Нова. Там ее пытались случать с разнымижеребцами, но она отчаянно сопротивлялась и находилась в таком состоянии духа,которое, будь она человеком, можно было б назвать депрессией. Она затосковала.Выгнанная на пастбище, траву не щипала, а от стада держалась в стороне. Ее пыталиськормить овсом, она к нему даже не подходила и вскоре издохла, как можно думать,от тоски.

А генерал, получив такого странного наследника, не знал, чтос ним делать. Признать своим сыном не решался, потому что неизбежно пойдутнехорошие слухи и могут дойти до Петербурга. На Петербург генералу былонаплевать, но беспокоило то, что зловредные тамошние людишки могут донести инепременно донесут этот слух до ушей государя, вот что будет нехорошо. Царскоемнение Пржевальского тоже особенно не интересовало, если бы не надежда наподдержку казной новых поисков и экспериментов.

Короче говоря, Пржевальский решил избавиться от младенца, ине насовсем, а на время отдать его в хорошие руки. Так сошлось, что во времяслучившейся в то время у генерала поездки на Кавказ попал он и в город Гори.Здесь познакомился с местным сапожником Виссарионом Джугашвили, к которомузашел набить подковки на сапоги. Разговорились. Сапожник пожаловался: жена,мол, по-вашему Екатерина, а по-нашему просто Кеке, всем хороша, но рожает емуисключительно девочек. Народ местный над ним смеется, что же ты, мол,Виссарион, бракодел такой, одних лишь двустволок в свет выпускаешь? Чтобыизбавиться от этих злых шуток, он бы мальчика какого-нибудь хоть бы в приемышивзял. Чтобы шутникам глотки заткнуть и если не для продолжения рода, то хотябы, чтоб было кому будку сапожную впоследствии передать.

Тут Пржевальский понял, что решение вопроса идет прямо вруки. Велел Ферапонту принести ребенка из кибитки и показать. Принесли,положили на большую кровать, развернули пеленки. Ребенок Виссариону понравился,даже показался похожим на него самого. Правда, были у него некоторые сомнения,но они были компенсированы генеральским обещанием давать на содержание малышатысячу рублей ежегодно, причем первый взнос был исполнен немедленно. А тысячарублей для сапожника захолустного города Гори сумма была огромная, сам он иполовины ее за всю жизнь не заработал бы. Так что был соблазн, но были иколебания. Позвал для совета жену.