– Вот, Кеке, – сказал он. – Давай с тобой посоветуемся ивозьмем на воспитание этого малыша. Поскольку ты мне рожаешь все времядевчонок, а мне нужен в доме мужчина для продолжения если не рода, то хотя быдела, чтобы было кому впоследствии передать нашу сапожную будку и секреты моегонезаурядного мастерства. Посмотри-ка, какой хороший пацан.

Кеке посмотрела на пацана и заплакала.

– Что с тобой? – спросил ее муж. – Тебе ребенок не нравится?

– Он мне нравится, но почему он такой волосатый и что у негос ногами?

– С ногами все в порядке, – успокоил ее генерал. – Ногитакие, на которых можно крепко стоять. А волосатость, что ж… Все кавказскиемужчины, которых я знаю, обладают богатой растительностью, что являетсяпризнаком безусловной мужественности.

– Но это же еще не мужчина, а только мальчик.

– Да, мальчик, – согласился генерал. – А уже и мужчина.

– А как его звать? – спросил Виссарион.

Пржевальский на секунду замешкался, потому что имени ребенкуон еще не придумал и звал его просто «Он». Но тут надо было отвечать быстро, ион ответил:

– Сталион.

– Это русское имя? – удивился сапожник.

– Нет, – сказал Николай Михайлович. – Это английское имя.

– И что оно означает?

– Сталион по-английски значит жеребец, – объяснил генерал.

– Вот еще! – сказал сапожник. – Что же мы, выходит, мальчикатак и будем звать жеребцом?

– Ну да, сейчас он мальчик, а потом станет мужчиной. А длямужчины нету более лестного сравнения, чем с жеребцом. Не правда ли, уважаемаяКеке?

Кеке не посмела возразить и не хотела. Она была согласна сгенералом, но кавказское представление о целомудрии согласиться открыто непозволяло. Она промолчала и от смущения сильно зарделась.

– Ну вот, – сказал сапожник, – мы с женой посоветовались ирешили так, что, если вы добавите к тысяче рублей еще двести…

– Добавлю триста, – перебил Пржевальский.

– Ну ладно, тогда берем вашего Сталина. Эй! – склонился оннад ребенком. – Эй, Сталин! Кис-кис!

А маленький Сталин вдруг взял и дал еще не названному отцуногой прямо в нос. Да так сильно, что из носа потекла кровавая струйка.

– Вот это да! – Виссарион отшатнулся, приложил руку к носу,посмотрел на кровь на ладони. Полез в карман за платком. – Ты что же этоделаешь, дорогой? Такой маленький, а так дерешься. Прямо зверь какой-то, а неребенок.

– Это он потому, что ты его неправильно назвал. Он неСталин, а Сталион, – заметил Пржевальский.

– Какая разница, дорогой, Сталион или Сталин, мы все равноего будем звать просто Сосо. Эй, Сосо! – обратился он к ребенку ипредусмотрительно отшатнулся.

Генерал уехал, а Виссарион, выждав трехдневную паузу, сфальшивой улыбкой на лице объявил соседям и родичам о рождении сына.

– Как? – удивились соседи и родичи. – Откуда? Кеке толькочетыре месяца тому назад перенесла последние роды. Это что же, недоносоккакой-то?

– Не недоносок, а быстро развившийся плод, – возражалВиссарион. – Недоноски бывают маленькие, а мой Сосо весит уже более шестнадцатифунтов.

Так вот, судя по собранным автором этих строк сведениям,начинал свою долгую жизнь будущий отец народов, вождь мирового пролетариата,корифей всех наук, о котором будет сложено много легенд, нисколько не болеедостоверных, чем наша. Я признаю, что рассказ о зачатии и рождениичеловеческого сына кобылой нуждается в более убедительных доказательствах, чемприведенные на этих страницах. Да-да, трудно себе представить, что Сталинародила дикая кобыла, но еще большие сомнения охватывают автора, когда ондумает, что неужели такое чудовище могло быть выношено обыкновеннойчеловеческой матерью.

Опаликова советские угробили, но Чонкин им зачем-то былочень нужен живым, что все-таки смущало Джорджа Перла и давало основаниядумать, что чего-то он все-таки недодумал. Как-то среди дня он на «Виллисе»приехал за Чонкиным, велел ему быстро переодеться и повез в военнуюкомендатуру. Здесь Чонкина ждали два американских офицера и два русских мужчиныв одинаковых штатских костюмах. Оба были невысокого роста, оба весьмаупитанные, видимо, ни в Ленинградской блокаде, ни в Освенциме им побывать непришлось. Георгий Иванович их представил:

– Вот, Ваня, эти господа или товарищи – представителисоветской консульской службы, хотят с тобой поговорить. Так я вас понимаю? –обратился он к русским.

– Именно так, – важно отозвался тот, кто, судя по поведению,седым вискам и тупому выражению лица, был старшим.

– Ваня, – вмешался Георгий Иванович, – я тебе напоминаю, чтоты находишься на территории, контролируемой Соединенными Штатами Америки, и подзащитой американских законов. Свою судьбу ты имеешь право решить сам. Какзахочешь.

– Я протестую, – сказал старший. – Вы оказываете давление награжданина СССР.

– Я не оказываю, – возразил Георгий Иванович, – а разъясняюему его права. Ваня, пока ты у нас, ты можешь ничего не бояться.

– У нас длинные руки, – разглядывая висевший на стенескромный пейзаж, ни к селу ни к городу вполголоса и как бы сам себе заметил«младший» русский.

Чонкин посмотрел на его руки с удивлением и подумал, чтоврет, не такие уж они и длинные.

– Господа, – опять вмешался Георгий Иванович, – займите своиместа, вы здесь, ты здесь, – указал он на разные стороны стола, – и можетеобратиться к господину Чонкину, но без угроз.

– Да-да, конечно, – пробормотал старший и повернулся кЧонкину: – Товарищ Чонкин, мы с вами встретились по поручению советскогоруководства. Мы знаем, что вы оказались в американской зоне не по своей воле, ав результате предательских действий вашего командира полковника Опаликова. Вызнаете, что с ним после этого случилось. Падкие до сенсации западные газетенкипишут, что мы его отравили. Но это не мы. Я думаю, что это сделали западныеспецслужбы для того, чтобы подозрение пало на нас.

– Не говорите чепухи, – сказал Георгий Иванович.

– Мы, – продолжил старший, – отвергаем террор как способдостижения политических целей. Мы действуем исключительно методом убеждения. МыОпаликова не убивали.